Черный охотник - [36]

Когда Анжела Рошмонтье подошла к двери, она долго не могла добиться ответа.

Ее родители должны с минуты на минуту вернуться домой, сказала она, а потому лучше было бы, если бы Дэвид ушел.

Анна всем телом прильнула к нему.

— Обещай мне, Дэвид, поклянись мне своей честью, что ты никогда больше не будешь целовать эту бесстыдную женщину! И что ты никогда больше не станешь думать о ней.

— Да, да, обещаю, Анна, — ответил он и почти выбежал из комнаты.

Следом за ним из дома Рошмонтье вышел негр-слуга, чтобы проводить его в дом Пьера Ганьона, который жил неподалеку на улице Святой Урсулы.

Лишь пройдя несколько шагов, Дэвид вдруг вспомнил, что он забыл даже спросить у Анны о том, что главным образом занимало его: куда возил ее ночью интендант. А Анна сама между тем ни словом не обмолвилась об этом.

Он постучался в дом Пьера Ганьона, и дверь открыл слуга, проводивший его в огромную гостиную.

Стоило лишь взглянуть на эту комнату, чтобы догадаться, что она принадлежит избалованному красавцу Пьеру Ганьону. Во-первых, все стены были увешаны всякого рода пистолетами, до которых Пьер был такой любитель. Кроме того, все в комнате отдавало роскошью и уютом, без которых не мог бы прожить ни одного дня Пьер Ганьон.

Последний длинными шагами ходил по комнате, зажав в руке пистолет, и улыбка, с которой он встретил Дэвида Рока, была скорее зловещей усмешкой, чем приветствием другу. Дэвид еле узнал в нем того веселого, румяного и славного Пьера Ганьона, которого он знал на реке Ришелье.

Не обращая внимания на протянутую руку Дэвида, Пьер почти вплотную подошел к нему и прошипел:

— Так, так, так! Любовник Нэнси Лобиньер? Быстро, однако, вы умеете работать — вы, честные воины с реки Ришелье! А мы оставались совершенно слепы ко всему, что происходило у нас под самым носом! Что вы можете сказать в свое оправдание? Я не могу вызвать вас на поединок, Дэвид Рок, и убить вас — из-за вашей матери. Но, право же, мне следовало бы это сделать ради Анны Сен-Дени!

Дэвид Рок медленно опустил протянутую руку и сказал:

— Опомнись, Пьер! Все это ошибка. Я не…

— Ошибка! — прервал его Пьер, повышая голос. — Ошибка!

Он бешено швырнул пистолет на диван, стоявший в дальнем конце комнаты.

— Я боюсь держать этот пистолет в руках, в противном случае я выпущу, кажется, в вас пулю, которой он заряжен! Ошибка! Уж не ошибка ли, что ты целовал Нэнси Лобиньер? Уж не в том ли ошибка, что ты позволил себе такую низость по отношению к твоему другу! А она!.. Она только одного целовала так, кроме вас, мсье Рок! Слыхали вы, что она сказала? Два любовника — и ты последний из них!

— Пьер! — крикнул Дэвид, лицо которого побелело как мел. Быстрым движением руки он схватил его за плечи. — Пьер, ты лжешь!

Он с силой отбросил его от себя шага на три, а потом скрестил руки на груди по манере индейцев и снова произнес:

— Ты лжешь!

Пьер Ганьон с разинутым ртом глядел на своего друга. Он стиснул зубы, и глаза его превратились в две щелки, из которых, казалось, струится огонь. Голосом, холодным как лед, он ответил:

— Я стрелялся с тремя людьми за меньшее оскорбление и прострелил их насквозь.

— Ну что ж, стреляй, если угодно, — спокойно ответил Дэвид Рок. — Но я все повторяю: ты лжешь.

Совершенно другой человек стоял теперь перед Пьером Ганьоном. Будь он на несколько лет старше, будь у него в голове белая прядь, его можно было бы принять за Черного Охотника.

— Я поцеловал Нэнси, — начал Дэвид, — я поцеловал ее потому, что она казалась мне единственным другом в городе, который я начал уже было ненавидеть. По прибытии в Квебек я первым делом направился к монастырю, несмотря на холод и слякоть. Я познакомился с человеком по имени Пьер Кольбер, и он проводил меня туда. И там я увидел, как Анна, весело смеясь, садилась в экипаж вместе с Биго. Найдя ее такой веселой и счастливой, я почувствовал, что со мной творится что-то необычайное. Я попросил Кольбера показать мне дом Лобиньер. Нэнси собиралась было куда-то идти со своими друзьями, но все же она была так добра, что взяла меня в дом и дала отдохнуть и отогреться… и там это случилось. Вот и все. После моей матери и Анны на свете нет другой женщины, которую я любил бы так, как Нэнси Лобиньер. Она дважды защищала мое имя. И если в Квебеке живут ангелы, — с легкой иронией закончил Дэвид, — как ты мне неоднократно рассказывал, то Нэнси, наверное, принадлежит к их числу. Я не позволю тебе оскорблять ее. Ты полагаешь, что она дурная женщина…

— Дурная женщина! — зарычал Пьер Ганьон. — Кто тебе сказал, что она дурная женщина? Уж не хочешь ли ты сказать, что я говорил это?

— Ты, во всяком случае, намекал!..

— Черта с два, намекал! — крикнул Пьер, проводя рукой по своим взлохмаченным волосам. — Оскорбить Нэнси Лобиньер! Да я бы скорее умер! Я убью первого, кто осмелится сказать что-нибудь против нее! Нэнси — ангел!

— Вот это я и стараюсь все время доказать тебе, — сказал Дэвид.

— Она в двадцать раз красивее твоей Анны и в двадцать раз умнее ее. Но… она целовала тебя! Объясни мне, черт возьми, зачем это она делала?

— Я думаю, что ею руководила только жалость, — ответил Дэвид.