Черный нал - [12]

— Он в тапочках был, и взгляд собачий. Сзади один, и двое по бокам. И у нас с ним знак условный есть. Это когда мы пиво собираемся пить или вообще оттянуться, а дома уверяем, что нужно отлучиться по делу. У нас система знаков разработана после долголетней практики. Опасность — взять себя правой рукой за мочку уха. Это когда бутылку прятать. Ну, в общем, я сам сообразил. А частник со мной был, не успел уехать. А бандиты наглые. Семь верст отъехали и устроили базар. Я, когда ехал в поселок, пост ГАИ приметил. Сразу к ним. Дальше вы знаете. Участковый у вас боевой.

— Значит, вы дали участковому показания. Приметы этих товарищей криминальных. Пошли потом куда?

— Куда ехал, туда и пошел…

— А он вам говорил, друг ваш, что это несколько опасно, что наезд, прочее?

— Говорил, конечно. Да кто ж в это поверит?

— А поверили когда?

— Когда деньги увидел.

— Деньги, где были?

— Я уже говорил. В лифте, за сеточкой вентиляционной.

— Так. А кроме денег…

— Дискетка. Компьютерная. Троечка.

— Это что значит?

— Это небольшая такая. Семь на семь примерно.

— Надписи на ней были какие-нибудь?

— Никаких. Совсем новая дискетка.

— Денег десять тысяч долларов?

— Да. Новыми купюрами.

— Не фальшивые?

— Да нет вроде.

—:А как вы думаете, друг ваш знал, где искать? Может, он ее туда сам спрятал?

— Нет. Не думаю.

— Ну хорошо. Не думаете… Перейдем к главному.

— Главное — это звонок. Они позвонили и сказали, что за это, за то, что навели ментов, извините, нам отрежут яйца. Но если отдать деньги и дискетку, то возможны варианты. Кто говорил по телефону, я, естественно, не знаю.

— А откуда знаете, о чем речь?

— Я рядом был, а динамик в трубке громкий.

— А откуда звонили?

— Да черт его знает. Может, из автомата, может, из квартиры. Потом участковый ваш сказал, что они его взяли, что он на мушке и нужно все отдать.

— А сами-то как считаете? Нужно было?

— Несомненно.

— А друг ваш?

— Он как с цепи сорвался. Рыболов этот пьяный. Баба с фабрики… Он им простить этого не мог.

— Так. А потом?

— Потом мы собрались по-военному, бутылки с бензином похватали. Я думал до последнего мгновения, что это будет вроде иллюминации, а когда увидел, что человек у подъезда горит, отступать уже было некуда. Нас бы не просто сожгли, а шашлыков бы с живых понаделали.

— И что вы сделали?

— Я машину эту бутылками забросал. Там двое были внутри. Они сразу выскочили. Я и остальные три бутылки туда приложил. Потом мы побежали в лес. Им уже было не до нас. Пока суть да дело, мы версты три-четыре отмахали. Нас никто не преследовал.

— И дальше?

— Дальше костерок развели, погрелись, а утром я в поселок вернулся. Куда же еще? — Ну и теперь где он, друг ваш? Куда пошел от костерка?

— Там и остался. Потом, наверное, куда-нибудь задвинул. На электричку собирался.

— Вас надо так понимать, что вы ему предлагали явку с повинной?

— Именно. Отдать деньги и дискетку эту смертоподобную. И все. Есть же еще какая-то власть. Пусть защищает.

— А участкового Струева вы не видели в той машине?

— Когда я бомбометание свое осуществлял, из второй машины к нам бежали уже, наверное, со стволами. А кто там внутри был, не знаю. Не видел.

— Господин Птицын, где нам его искать? Вы не говорите, намекните только…

— Вы насчет участкового?

— Я насчет друга вашего. Вы же там долго у костерка выбирали пути-дороги. А может, и не у костерка вовсе. Он в квартире все прибрал, вылизал прямо. Значит, возвращаться будет.

— Да как же он опять вернется, когда от этих на автомобилях никакой участковый не спасет? Не знаю, где он, и знать не хочу. Денег мне этих не надо.

— А что вам надо на данный момент?

— Мне нужно домой.

— Нужно, так отправляйтесь. Подписку вот о невыезде подпишите.

— Что? Можно?

— Можно.

— Только вы меня на бронетранспортере домой отвезите. А там у меня дверь стальная. И друзей позову с ружьями.

— Вы бумажки подписали? Свободны. Помещение покиньте.

— Да не покину я. Они где-нибудь тут. Рядом.

— Сержант. Проводите товарища.

Сержант проводил Птицу до выхода, а лейтенант Соколкин аккуратно «довел» до дома, где художника принял пост наружного наблюдения.

Москва. Площадь трех вокзалов

Простые вещи — поезд, вокзал, буфет. Я не был в поезде года три. Куда ехать и зачем? Нужно было не ездить, а выживать. Халтуры делать, рыбу ловить. Что я делаю сейчас? Выживаю. Но уже по-настоящему. А чтобы выжить, нужно знать, что я ношу в бумажнике. Этот кусок пластмассы, ферромагнетик этот хранит внутри нечто опасное, важное для других и, наверное, совершенно непонятное для меня. Домой возврата нет.

На этой площади я бывал раз сто. Счастливый неведением будущего уезжал в стройотряды, в отпуск, в командировки. Сейчас я командирован случаем. Суточные получил, прогонные. Поем вот и подумаю, что делать дальше. В бывшей запростецкой столовке, где я раньше пил портвейн ровно столько раз, сколько раз перемещался сквозь Комсомольскую площадь в глубины Москвы, прежде чем, получив свой плацкарт, переместиться в другие города, поселки и прочие населенные пункты. Теперь здесь бистро, девки в кокошниках, пирожки, котлеты, настойка «Баргузин» в таре по пятьдесят граммов. Я ем долго и счастливо, потом беру газету, оставленную кем-то на столике, читаю, убеждаюсь, что там все то же, что в ящике с говорящими головами.