Черный мотылек - [20]

Джеральд опоздал. Задержался всего минут на пять, но библиотекарша и дамы из комитета уже с ума сходили. Урсула сидела в середине первого ряда — ей велели сесть там — сложив руки на коленях, плотно сжав перекрещенные лодыжки. Ее замшевые туфли тоже были голубыми. Сидя в этой спокойной, ненапряженной, неизменной позе, она уже начала надеяться — нехорошо, с ее стороны, когда библиотекарша, и мама, и члены комитета извелись, — что Джеральд Кэндлесс не появится.

Но он явился. Ехал на машине и заблудился. Урсула думала, он наденет костюм, но писатель поднялся на сцену в старой коричневой спортивной куртке, свитере и горчичных вельветовых брюках. Длинные волосы. Тогда длинные волосы еще не вошли в мужскую моду, а у него они спадали на плечи, словно у женщины, густая, темная, упругая копна волос.

Урсула узнала своего мистера Рочестера — не из книги Шарлотты Бронте, а Орсона Уэллса из фильма. Лицо не такое полное, как у актера, рот не похож на розовый бутон — широкий, с изогнутыми кончиками, — но это был ее мистер Рочестер, и Урсуле стало страшно. Другая девушка, девушка другого склада, воспользовалась бы моментом, чтобы привлечь внимание мужчины, очаровать его, соблазнить, завладеть. Урсула не знала, как это делается, к тому же, была напугана. Она бы и слова из себя выдавить не осмелилась.

Джеральд заговорил. Он рассказывал, как пишет, что побуждает его писать, о чем еще предстоит сказать. Урсула почти ничего не воспринимала. Он заговорил о теории Фрейда, поскольку она затрагивалась в одной из его книг, и аудитория ахнула, но Урсула не могла потом отчетливо вспомнить, что он сказал. Когда лекция закончилась, библиотекарша передала Урсуле записку и велела задать вопрос. Обернувшись к ней, Урсула яростно замотала головой. Она бы скорей умерла. Одна женщина спросила, пишет он от руки или на машинке. Другая — аудитория преимущественно состояла из женщин — попросила совета для начинающих авторов.

— Не беритесь! — обрубил он.

Снова изумленные вздохи, смешки, хотя лаконичный ответ явно пришелся не по душе. Урсула поглядела на оратора — не добавит ли он что-то к своим словам, — и обнаружила, что он смотрит на нее. Глаза их встретились, и тут произошло нечто удивительное: Джеральд подмигнул ей. Слегка, это больше походило на непроизвольный тик. Почудилось, уговаривала себя Урсула — и все же покраснела, залилась густым, неприличным румянцем, готова была спрятать лицо в ледяных ладонях, но не здесь же, не перед ним. Я никогда не осмелюсь и слова ему сказать, подумала она, чувствуя, как постепенно сходит со щек жар. Лучше бы мне не ходить в ресторан, лучше бы вернуться домой и лечь в постель с хорошей книгой, с «Верной нимфой» или с «Бухтой пирата».

В ресторане она хотела устроиться подальше от гостя — насколько это возможно, когда шестеро человек рассаживаются за круглым столом, — и оказалась напротив. Он много пил, ел мало. Когда Кэндлесс спросил еще бутылку красного, библиотекарша встревожилась, но мистер Вик кивнул, и Урсула догадалась, что отец заплатит.

Мать и библиотекарша упорно переводили разговор на творческий процесс, хотя могли бы заметить — как давно заметила это Урсула, — что гостю не нравится говорить о своей работе. Чем меньше Урсула говорила — она ограничивалась лишь ответами на вопросы, что ей заказать, да попросила передать воду, — тем внимательнее Джеральд присматривался к ней. Сначала он только улыбался и спрашивал, не передать ли ей что-нибудь еще, но потом, уклонившись от совсем нелепого, на взгляд Урсулы, вопроса о том, где он черпает идеи, писатель решительно повернулся спиной к библиотекарше и без дальнейших предисловий спросил Урсулу, кто она такая и чем занимается.

Она мечтала, чтобы в тот момент обрушился потолок, погребая их всех, или хозяин ресторанчика вбежал, восклицая, что в подвале обнаружена бомба и у них остались считанные минуты для бегства. Но бомб тогда еще не подкладывали, и потолок не собирался валиться им на головы. В отчаянии Урсула уговаривала себя — она никогда больше не встретится с этим человеком, не все ли равно, что он про нее подумает, — и еле слышным голосом ответила, что живет с родителями в Пурли и работает в фирме отца.

— Помолвлены с кем-нибудь?

Девушка покачала головой, вновь заливаясь румянцем.

— Прошу прощения. Я думал, уже.

Почему он так думал? Отец подсказал ответ:

— Слишком хорошенькая, чтобы не нашелся жених.

— Вот именно, — хладнокровно отвечал Джеральд Кэндлесс.

Но его взгляд, устремленный на Урсулу, показался девушке чуть ли не влюбленным.

Это задним числом она поняла, что он попросту оценивал ее, прикидывал, а тогда она об этом и не догадывалась. Больше она никогда не видела на его лице выражение нежности. Потому ли, что в нем не было больше надобности, раз он принял решение не щадить ее? Мясник ласкает теленка, пока откармливает. Медведя прикармливают медом, пока не заманят в ловушку.

Никогда не страдавшая бессонницей, в ту ночь Урсула не могла уснуть. Вспоминала, как отец назвал ее хорошенькой, и ежилась, ежилась от смущения на узкой девичьей постели, где с золотистого карниза свисал белый в розочках полог. Как глупо выглядела теперь эта комната — белый ковер, картины Сесилии Мэри Бейкер, тюлевые занавески. Он впишет ее в новую книгу, глупая и робкая девица составит фон для бестрепетной героини.