Черный мед - [4]

В первой витрине слева сразу же открылась маленькая форточка, и его подозвали. С ним заговорила красивая негритянка лет двадцати пяти. На ней был надет зеленый бархатный корсет с белыми кружевами, чуть прикрывавшими соски большой груди. Он, видимо, имитировал облачение обитательниц дорогих парижских борделей начала века. А заведение это, вероятно, и было не из дешевых. За стеклом открывалась небольшая зала с мебелью под старину, еще две полуодетых девушки непринужденно располагались в креслах в глубине помещения.

О, как уговаривала его, легко перейдя с немецкого на английский, эта темнокожая красавица! Blowjob! Всего-то пятьдесят евро! Влажный взгляд говорил: «Ну что тебе еще надо? Ведь это я!» И были же в кармане эти проклятые желтые полтинники.

Но нет – будущее впереди маячило весьма туманное, деньги надо было поберечь. Да к тому же насторожило предупреждение соблазнительницы: только двадцать минут! За следующую двадцатиминутку – еще пятьдесят, безо всяких скидок. «Ясно, – подумал он, – с такой пантерой влетишь на полторы сотни как минимум». И двинулся дальше, сказав на прощание: «Ты очень хорошенькая! Я вернусь через пятнадцать минут». «Спасибо» – ответила она, всё поняв.

В витрине напротив светловолосая немка лет сорока, высокая, жилистая, с изборожденным двумя глубокими носогубными складками лицом, протирала стекло. «Экая лошадь! – подумал он. – На полставки уборщицей подрабатывает, что ли?» Она же, перехватив его взгляд, бросила свое занятие и приглашающе кивнула. Он кривовато ухмыльнулся, отрицательно мотнул головой и ускорил шаг.

Они были на все вкусы – от пышнотелой матроны греческого типа до бледной плоскогрудой худышки с нежной матовой кожей. У одной из витрин в коляске сидел церебральник лет тридцати, худой, с бородкой клинышком. Он запрокидывал трясущуюся голову, глаза за толстыми стеклами очков казались безумными. Интересно, по делу приехал или так?

У выхода с Брюнненштрассе (с противоположной стороны улицу перегораживали алюминиевые щиты) он остановился у небольшой витрины. На низкой кушетке, покрытой потертым выцветшим покрывалом, развалилась далеко не первой свежести мулатка – вывороченные губы, белки глаз в красных прожилках, порочный взгляд. Она была страшна ликом, как божья кара, но необычайно сексуальна. И он заговорил с нею.

Она брала всего тридцатник за час, и он, было, уже решился, но тут откуда-то вывернулся полненький, аккуратно одетый человечек средних лет. Мулатка на полуслове оборвала разговор, вскочила, приглашающе замахала рукой постоянному, по всей видимости, клиенту. И, задернув на ходу линялую шторку, кинулась открывать дверь. Человечек настороженно огляделся и нырнул в вертеп. Похоже, служащий какого-нибудь близлежащего офиса, отобедав, прибыл за десертом.

Когда Брюнненштрассе осталась позади, он вдруг поймал себя на неожиданной мысли, что ему было стыдно заглядывать в глаза этим «жрицам любви». Но почему же? Чего стесняться? – даже снедаемый, как раковой опухолью, своими непреодолимыми комплексами Кафка ходил в публичные дома. А вот поди ж ты!..

Тем не менее, вечером, подвыпив, он опять сунулся в знакомую улицу – в надежде увидеть ту, первую негритянскую мадонну и все же решиться. Но из витрины его манила уже не она, а миниатюрная длинноволосая азиатка в белом атласном купальнике. Тоже хороша, но желал он не ее…

А ближе к ночи, поднабравшись уже изрядно, он излил душу черному парнюге, флегматично сидевшему на корточках у входа в лагерный корпус: мол, африканские девчонки – самые красивые в мире. Тот внимательно посмотрел на него и молча кивнул.

И вообще, за два последних года он насмотрелся на темнокожих девушек живьём больше, чем за все предыдущие. Мюнхен, Нюрнберг, Франкфурт, Штутгарт, город его нынешнего местопребывания – везде их было полным-полно. Безразмерно толстые и худенькие. С небывало крутыми задницами и с ягодицами, напоминающими две усохшие фасолинки. Со ртами буквально до ушей, оснащенными вывернутыми пухлыми губами (нижняя частенько бывала гораздо светлее верхней, если обе не были покрыты яркой помадой) и с маленькими узкогубыми эфиопскими ротиками. Наконец, всех мыслимых оттенков кожи – от кофе с доброй порцией молока до иссиня-черного. А как-то раз он увидел вообще небывалый колер: черный с зеленоватым оттенком. Да, богато одарил Германию Черный континент…

Из дневника героя

1 февраля. В ближайшем супермаркете – негритянка, определенно из местного пуфа, носящего гордое имя «Эрос-центр». Он рядом с магазином, как, впрочем, и наша общага. И оба «казенных дома», кстати, формально вынесены за городскую черту. По всей видимости, власти этого города полагают (и, думаю, не без оснований), что оба «богоугодных заведения» – одного пошиба.

Взгляд нагловатый и одновременно какой-то «жалестный». Волосы на африканский манер заплетены в мелкие косички и гладко уложены на голове. Вывороченная ярко-розовая нижняя губа на антрацитовой физиономии – явно «рабочая». Встала в очереди через два человека позади меня, перекинулись парой взглядов. Когда вышел, подождал ее у дверей. Прошла мимо, не взглянув, к своему публичному «центру», а я поплелся за ней, проследил. Интересно, как они там живут? Сами себе готовят или столовка работает?