Черный Магистр - [7]

— Сударь, — сказала она. — Я принесла вам одежду.

— Спасибо, Марьяша, — поблагодарил я.

Девушка, положив узел с платьем на кресло, кокетливо улыбнулась. Марьяша выгодно отличалась от дворовых девушек, встречавшихся мне в XVIII веке. Вела себя естественно и не раболепствовала.

— Это что, моя одежда? — поинтересовался я, не без тайной тревоги поглядывая на узел. Натянуть на себя свои старые вещи я бы не смог ни при каких обстоятельствах.

— Нет, это вещи покойного Иван Иваныча. Ваши совсем истрепались. Екатерина Дмитриевна просила померить, может быть, что-нибудь подойдет.

— А кто такой Иван Иванович?

— Муж Екатерины Дмитриевны.

Мне очень не хотелось надевать вещи покойного купца, но кажется, у меня не было другого выбора.

— А давно он умер?

— Давно, пять лет назад. Я тогда еще здесь не служила.

— Екатерина Дмитриевна хорошая барыня? — поменял я тему разговора.

— Очень хорошая, в ней много душевности и дружества, — похвалила хозяйку Марьяша.

Девушка развязала узел с вещами и начала раскладывать их на туалетном столике.

— А что здесь за пьесу ставят? — спросил я ее, вспомнив про несостоявшуюся репетицию.

— Это барыня придумала. Комедь называется.

— Понятно.

Говорить нам собственно было не о чем, но Марьяша не уходила, видимо, радуясь разговору со свежим человеком. Мне было не очень удобно лежать голым, до подбородка укрывшись одеялом, но отправить девушку, чтобы встать, было неловко.

— А, вы, барин, правда сто лет проспали? — наконец, задала она интересующий вопрос.

— Слухи значительно преувеличены, — непонятно для девушки ответил я.

— А… я и сама подумала, как же так, сто лет — и такой молоденький.

Марьяша состроила мне глазки и, наконец, собралась уходить.

— Вы, ежели что, только кликните.

Наконец я остался один, встал и запер дверь на щеколду. Заниматься гимнастикой расхотелось, и я начал рассматривать вещи покойного купца Ивана Ивановича. Белье было совсем новое, а платье если и надеванное, то после этого тщательно вычищенное и выутюженное. Я облачился в исподнее и начал примерять верхнее платье. Купец был ниже и значительно шире меня, однако, если не привередничать, то можно было считать, что одежда оказалась мне почти впору.

Судя по покрою платья, Иван Иванович придерживался старых взглядов на моду и не желал выделяться из своего сословия. Это было странно, его вдова одевалась в хорошо сшитые европейские платья и смотрелась не купчихой, а дворянкой.

Вскоре я полностью экипировался, так что теперь можно было покинуть комнату и поинтересоваться «насчет пожрать». Мой выздоравливающий организм давно забыл про бульон и сухарики, которыми меня потчевал доктор, а накормить завтраком почему-то никто не спешил.

Сразу идти искать столовую было неудобно, и я присел в кресло, ожидая, когда про меня вспомнят. Ждать долго не пришлось, минут через десять появилась Марьяша и оценила мое переодевание:

— Ой, барин, какой вы стали хорошенький, чисто купец. Только рукава коротки.

Действительно, из рукавов поддевки смешно высовывались запястья. Поддевка у покойного Ивана Ивановича была сшита из прекрасного тонкого сукна, но, видимо, для купеческого антуража была отделана по талии оборочками.

— Вы где завтракать будете, здесь или в столовой? — спросила девушка, налюбовавшись моей одеждой.

— В столовой, — ответил я.

Мы с ней пошли в столовую, где за столом уже сидела Екатерина Дмитриевна Она была одета в легкое утреннее платье кофейного цвета Мы непринужденно поздоровались, так, как будто увиделись сегодня впервые, и не было неловкого утреннего инцидента.

Надо честно сказать, моя хозяйка была чудо как хороша. Самое удивительное, что у нее было нормальное выражение лица. В нем не было жеманства, показного кокетства, туповатой простоватости, ничего, к чему я уже привык в «нашем» XVIII веке. Нормальное, умное лицо современной интеллигентной женщины.

Завтрак был подан вполне европейский, без домостроевского изобилия. В этом аспекте я оказался патриотом-почвенником. Мне уже больше по сердцу было старозаветное разнообразие блюд. Однако, на то, что мы ели, тоже грех было жаловаться.

Вначале разговор не клеился. Было заметно, что Екатерину Дмитриевну мучит любопытство, но, как воспитанный человек, она удерживалась от прямых вопросов. Мы говорили о вещах ничего не значащих, нейтральных, вроде погоды.

— А какова была погода в… ну, тогда, когда вы заснули? — не утерпев, спросила хозяйка.

— В 1799 году? Лето было очень жаркое, но засухи не было.

— Это хорошо, — похвалила она, потом, решившись, спросила. — А где вы находились все эти годы?

Мне очень не хотелось врать и придумывать, поэтому я обошел вопрос, сославшись на незнание.

— Я ведь спал, а вот где и как, к сожалению, не помню.

— Я думаю, — поделилась своими сомнениями Екатерина Дмитриевна, — если бы вы все это время находились на улице, то зимой погибли бы от холода.

— Феномен летаргического сна так мало изучен, что мне сложно об этом судить, — намеренно сложно для понимания этого времени ответил я, чтобы прекратить разговор на щекотливую тему.

— Сейчас наука делает большие шаги вперед, — порадовала меня красавица. — Наверное, в университетах смогут объяснить, что с вами произошло.