Черный легион - [10]

— Жду приказа, мой фюрер.

Положив трубку, Скорцени сунул руки в карманы брюк и несколько минут смотрел в окно, покачиваясь на носках до блеска начищенных сапог.

«Он последует, этот приказ» — Гитлер не мог сказать нечто подобное просто так. А значит, в ближайшее же время нужно быть готовым… К чему? Он даже не пытался предугадать. Это невозможно. Интересно, кому фюрер поручит огласить свой приказ: Кальтенбруннеру? Шелленбергу? Гиммлеру?..

Он предпочел бы иметь дело с начальником полиции безопасности и службы безопасности (СД) Кальтенбрунне-ром. Достаточно высокий уровень полномочий и минимум мелочной опеки — именно то, что больше всего устраивало Скорцени. Конечно, он мечтал о дне, когда будет иметь свою собственную диверсионную службу, а значит, право не отчитываться о ее и своих действиях ни перед кем, кроме фюрера. Но такого положения в службе имперской безопасности и СС еще нужно достичь.

Корабельная сирена, пробивавшаяся в его апартаменты со стороны Дуная, долго и заунывно вспахивала душу, пытаясь вернуть ей привычное течение обыденной жизни. Но Скорцени, как мог, сопротивлялся этому. Звонок фюрера все еще взывал к его амбициям к фантазии.

Впрочем, задание может оказаться настолько конфиденциальным, что получать его снова придется в кабинете фюрера в «Волчьем логове». Как это было с заданием по освобождению Муссолини. Такой вариант еще более предпочтительный. По крайней мере он, Скорцени, вновь оказался бы предоставленным самому себе. Хотя бы на время одной операции.

— Я еще вернусь в этот мир! Я еще пройду его от океана до океана!

Скорцени оглянулся. В комнате никого. Забывшись, он произнес это вслух. Как девиз. Впрочем, это и есть девиз. Начертанный на его родовом гербе Высшими Силами.

— Господин гауптштурмфюрер!

— С этой минуты штурмбаннфюрер, — спокойно заметил Скорцени и, выждав, пока Хеттль переварит и усвоит эту новость, жестко привел его в чувство: — Слушаю вас, Хеттль, слушаю. Вы разволновались так, словно это не меня, а вас повысили в чине.

Стоявшие за спиной Хеттля Ланцирг и лейтенант-десантник Ханске с трудом сумели сдержать смех. Да и то лишь потому, что старались пощадить самолюбие бывшего морского офицера, которому на суше действительно не очень-то везло с чинами.

— Господин Муссолини просит вас зайти, — Хеттль лично отвечал за охрану дуче, поневоле превращаясь в его адъютанта и телохранителя.

— Он уже знает о звонке? — кивнул Скорцени в сторону аппарата.

— Знает.

— Тем лучше. Что тревожит дуче? Здесь, в безопасной для него Вене?

— Не может понять, почему его сразу же не перебросили в Берлин или в ставку Гитлера в Восточной Пруссии. По крайней мере лично я так расшифровал бы его волнение.

Скорцени молча прошел мимо Хеттля. В коридоре он оценивающе осмотрел поприжимавшихся к стенам, затаившихся за колоннами и в нишах десантников генерала Штудента. Выглянув в окно, отыскал взглядом нескольких своих курсантов, «коршунов Фриденталя» в гражданском.

— Появлялись ли какие-либо подозрительные личности? Настораживающие обстоятельства? — негромко спросил следующего за ним по пятам Хеттля.

— Не замечено.

— Представляю себе, какое осатанение происходит сейчас в разведках и контрразведках новых союзников итальянского короля и маршала Бадольо. Особенно нервничают, естественно, англичане. Проглотить такой диверсионно-собачий пудинг на виду у всего мира им будет непросто.

11

Оставшись наедине с Семеновым, капитан-переводчик почувствовал себя свободнее, предложил атаману американскую сигару и какое-то время все с той же иезуитско-вежливой улыбкой наблюдал, как тот вальяжно раскуривает ее. При этом он смотрел на генерала такими глазами, словно ожидал, что сигара вот-вот взорвется во рту русского.

— Словом, не нравится вам, что немецкая разведка заинтересовалась группой Курбатова, — по-простецки возобновил разговор Семенов. — Ясное дело, не нравится, в соболях-алмазах. Соперничество по всей линии невидимых фронтов. Объяснимо… объяснимо.

Произнося это, атаман рассматривал свою заметно дрожавшую между пальцев сигару и упустил тот момент, когда лицо переводчика стало суровым, а в глазах заиграли хищные огоньки азиатского коварства.

— Немцы тоже убеждены в этом, генераль, — это «генеральш у капитана получилось на французский манер. — Как только Курбатов окажется в Берлине, там же окажется и наш агент, который получил задание убить его.

Семенов мрачно уставился на японца.

Жестко сцепленные губы переводчика с презрительно опущенными уголками могли означать лишь абсолютное презрение его к мнению и эмоциям собеседника.

— Что значит «убить»? Что произошло? — нервно спросил главнокомандующий вооруженными силами Дальнего Востока. — Готовя эту группу, мы достаточно полно информировали штаб Квантунской армии. Переход границы рейха задуман нами не для того, чтобы остатки маньчжурских легионеров смогли наняться на службу к немцам, в соболях-алмазах. Обычный пропагандистский рейд.

— Наш агент в самом деле получил задание убить ротмистра Курбатова. Но он не успеет сделать этого, поскольку окажется схваченным гестапо. Буквально за час до того, как должны будут прозвучать выстрелы, — спокойно продолжал переводчик. — Что поделаешь, даже очень опытным нашим агентам тоже иногда не везет, даже опытным агентам… Особенно если этот агент — поляк.