Черный квадрат - [53]

— Анна! — прошептал я.

У меня не хватало смелости приложить ухо к ее груди. Я оказался трусом.

— Анюта! Ты меня слышишь?

Я отшатнулся от нее, встал на ноги и, не в силах пошевелиться, долго стоял над двумя телами.

«Все, — подумал я. — Мы свое отыграли».

Шатаясь, как пьяный, я хотел отойти в дальний угол, лечь лицом на ковер, чтобы не видеть Влада и Анну, как со скрипом приоткрылась дверь, и в образовавшемся проеме показалось лисье лицо Цончика.

— Ну, блин, ты даешь, Вацура! — произнесен, посмотрев на трупы. Затем вошел в комнату, вытащил из кармана платок и, накинув его на револьвер, поднял еще теплое оружие,

— Выходи! — добавил он с порога. — Поговорим.

Я вышел вслед за Цончиком на балкон. Внизу журчал и щебетал зимний сад. Цвета морской волны попугайчик пролетел мимо моего лица, едва не задев мой нос крылом.

— Идем, идем! — поторопил меня Цончик, видя, что я задержался на балконе.

Мы спустились вниз. Под ветвью пальмы стоял белый пластиковый стол. На нем — зеленые ракеты бутылок шампанского, колба для льда и бокалы. За столом, откинувшись на спинку и закинув ногу за ногу, сидел вьетнамец. Увидев меня, он сузил глаза, натянуто улыбнулся и кивнул на стул:

— Садитесь, господин Вацура.

Цончик опустился на стул рядом с вьетнамцем, придвинул ему «сентинел» в платке и стал цедить шампан-. ское, время от времени подливая себе из бутылки.

Больно? — поинтересовался вьетнамец, скользнув взглядом по моему плечу.

Не очень,

— Ну и хорошо, — кивнул узкоглазый. — Я все равно не смог бы тебя перевязать. Это рушило бы наш сценарий. Максимум через час ты должен покончить жизнь самоубийством.

И он, аккуратно развернув платок, многозначительно посмотрел на револьвер.

22

Цончик плеснул мне в бокал шампанского.

— Надо в последний раз поухаживать за своим двойником, — сказал он, вынимая при помощи пластмассовых щипчиков кубик льда и опуская в мой бокал. Я не притронулся к нему.

— Может, налить тебе водки? — спросил вьетнамец. Я отрицательно покачал головой.

Он переживает, — усмехнулся Цончик. — Грохнул двух своих друзей.

Правильно сделал, — кивнул вьетнамец и поджал тонкие губы, окруженные глубокой складкой, и глаза, похожие на два черных солнца, почти зашедшие за горизонт, стали холодными и жестокими. — Всех, кто перестает быть верным тебе, надо уничтожать. И тогда тебя никто и никогда не предаст. Золотое правило, Вацура.

При первой встрече Влад, конечно, производил серьезное впечатление, — сказал Цончик, играя бокалом.

— Но только при первой встрече. Потом только дурак мог верить в его благородство и верность.

А на меня он и при первой встрече не произвел впечатления, — сказал вьетнамец.

Знаешь, когда я понял, что он — фуфло? — спросил меня Цончик. — Не тогда, когда подложил тебе кейс с бомбой. А когда мы задержали его по совершенно пустяковому поводу — за нарушение правил временной регистрации в Москве. Он чуть не обгадился от страха и сразу же рассказал Тарасову, что знает женщину, которая хранит у себя дома несколько килограмм золота, добытого незаконным путем. А потом я узнал, что Анна была едва ли не его невестой… Нормально, да?

Они не боялись говорить мне правду. Для них я был уже покойник. Человеку, который вычеркнут из жизни, как лучшему другу, можно доверить самые сокровенные тайны.

Смотри, как глазки у Вацуры заблестели, — сказал вьетнамец, кивая на меня. — Интересно, правда? Хочется узнать, как мы вас всех облапошили, да?

Хочется, — ответил я и облизнул пересохшие губы.

Влад хоть и сволочь, но он не знал, что Анну мы взяли неделей раньше и, конечно, не по его наводке,

— продолжал Цончик. — Как только она приехала из Закарпатья, Тарасову сразу же сообщили о крупной контрабанде золота. Но Владу мы не сказали, что Анна давно у нас в руках, сделали вид, что слышим о золоте впервые. Решили, пусть человек до конца жизни помнит, что он предатель… Жизнь, правда, оказалась у него короткой.

Значит, Влад здесь вовсе не при чем? Не по его наводке вы Анну взяли? — ужаснулся я. — Тарасов говорил мне, что она в колонии. Зачем он лгал?

А Тарасов вообще оченб лживый мужик. Он всегда хочет казаться лучше, чем есть на самом деле, и красуется даже тогда, когда вымазан дерьмом с ног до головы, причем все это видят, — ответил вьетнамец. — Мой покойный шеф именно за это качество презирал его. Кроме того, про колонию он соврал для того, чтобы набить цену за свои услуги. Из чулана вызволить намного проще, чем из колонии. Но обставил он все довольно ловко.

У него были на руках все документы, — продолжал Цончик, подливая себе в бокал. — К ней пришли люди в милицейской форме, представили разрешение прокурора на обыск, нашли среди посуды пистолет, зафиксировали все это при понятых в протокол — словом, не придерешься.

Золото, естественно, при понятых не находили? — спросил я.

Естественно, — закивали головой Цончик и вьетнамец.

Понятыми были я да Нгуен, — сказал Цончик, кивая на вьетнамца. — А обыскивал квартиру Павел Григорьевич. И золото перешло в руки тех, кто наделен большей силой и властью.

Он был страшным циником, этот бывший омоновец, похожий на индейца. Поднявшись со стула, Цончик подошел к тяжелому, покрытому искусственным мхом фундаменту водопада, присел возле него, потянул за выступ и открыл маленькую дверку. Просунул внутрь руку и вытащил оттуда один за другом два мешочка, в каких школьники носят сменную обувь.