Черный клинок - [58]

Он нутром почувствовал чье-то присутствие, обернулся и увидел, что противник уже поджидает его. Затем убийца обхватил Вулфа руками и, швырнув на битумную поверхность крыши, уселся рядом с ним. Мокрый снег слепил глаза. Вулф напрягся, пытаясь разглядеть черную фигуру. Большая она или маленькая? Кто это? Сума или Чика? Трудно ответить на эти вопросы. В воздухе, казалось, носились неестественные тени. Надвигалась густая чернота, которая каким-то непонятным образом отбрасывала мокрый снег прочь от него. А потом вдруг исчезли уличные фонари, исчез даже воздух. Вулф испытывал странное чувство подвешенности между временем и пространством. На него обрушился хаос, заглушая звуки песен-заклинаний, которым он научился у Белого Лука.

В тот момент он почти уже сдался. Пережитый им шок возвращался, охватывая весь организм, глуша мысли и угрожая отключить все координационные и моторные функции. Но тут, побеждая ночь, побеждая хлещущий мокрый снег и промораживающее до костей и незаметно подкрадывающееся оцепенение, возник образ мертвой Аманды. Вулф почувствовал запах ее крови, которой становилось все больше и больше. Она затопляла его. Вздувались последние розовые пузыри на растерзанном горле, как символ быстро уходящей жизни. Все это навалилось на него непомерной тяжестью. Но оставалось еще слишком много неиспользованного, чтобы позволять системам организма отключиться. И тогда он вновь собрал свои силы и начал бороться так, как боролся всегда: отстаивая свое положение в семье, преодолевая невзгоды и воюя с врагами, как явными, так и скрытыми.

Вулф стиснул зубы и потянулся вверх, чтобы вырваться из этой неестественной тьмы. Он вел борьбу в безвоздушном пространстве, спеленавшем его, до тех пор, пока не ухватился за своего противника. Притянув убийцу к себе, он наклонил голову и жестко боднул его лбом в лицо. Вулф услышал какие-то звуки – вероятно, звуки ливня, барабанящего по битуму, кирпичу, бетону и металлу.

Он снова притянул противника к себе. Но повторение хода – любого хода – оказалось в данном случае ошибкой, и он, ощутив острую боль в бедре, увидел рану на своем теле, оставленную черным сапогом. Боль не стихала, так как сапог продолжал нажимать, стремясь добраться до кости и сломать ее.

Он издал крик, дважды ударив противника локтем. Затем применил низ и тут же ребро ладони, рассчитывая на нанесение тяжелого увечья. Черная фигура тяжело крякнула, но наконец убрала сапог и начала удаляться.

Вулф ринулся следом с намерением убить. Боль от утраты Аманды билась в нем подобно черным крыльям. Увидев просвет, он бросился в него. Но чем ближе он приближался к цели, тем медленнее действовал. Мир вдруг стал мутным, будто очутился под водой. Трудиться приходилось над каждым вдохом и выдохом, пульс упал. Чернота, словно вязкое живое существо, окутала его так, как если бы обладала формой и весом, перед которым невозможно было устоять.

Затем занялся пожар. Полыхало ужасно, но вместе с тем в огне было нечто знакомое – знакомое с давних времен.

Его начал сжигать голубой огонь. Вспомнив лицо Аркуилло, он закрыл свое собственное руками. В этот момент он почувствовал, как его поднимают и бросают высоко в ночное небо: противник использовал для броска его же инерцию.

Вулф смутно увидел поток света, затем свет исчез. Мокрый снег нещадно жалил лицо, но потом прекратился. Ветер, засвистев в ушах, резко стих. Последовало стремительное движение вниз, прерванное оглушительным звоном.

Он врезался в застекленную крышу левым плечом и бедром, разбив стекло вдребезги. При этом длинный острый осколок, застрявший в раме, как наконечник стрелы, воткнулся ему в левую ногу. После этого он камнем полетел сквозь тьму и свет. Жизнь покидала его, он слышал в ушах рассерженное шипение духов и шепот Аманды: "Нас разъединили. Это все эти чертовы автомобильные телефоны. Я тебя почти не понимала. А ты слышал, как я сказала "до свидания"?"

Вулф еле слышно произнес ее имя. От быстрого падения выступили слезы в уголках глаз. Он перестал различать сознательное и бессознательное. Память покинула его, мысли превратились в чувства. Потом боль заглушила все, даже его собственный крик.

Вулф Элк-Бейсин – Лайтнинг-Ридж. 1957 – 1964 годы

Отца Вулфа звали Питер Мэтисон. Он, как в его сын, имел честь принадлежать к числу неординарных мужчин. Для него таковыми были техасские рейнджеры. Он упивался особым положением, которое они в то время занимали, и потому впал в глубокую депрессию, когда в 1935 году за этими боевыми ребятами вдруг оставили лишь патрулирование дорог, выпуская их по праздникам при полном параде, как каких-нибудь дрессированных собак, вполне мирных и послушных. Но только ли это заставило его оставить жену и сына? Питер Мэтисон, подчеркнуто мужественный и гордый, как матадор, вполне соответствовал духу конджо. Это японское слово, означающее поистине мазохистскую страсть к физическим действиям, сопряженным с невероятными тяготами и болью, Вулф услышал много лет спустя от своего учителя – по-японски: сенсея – по борьбе айкидо. Как категорически заявил его сенсей, достичь состояния конджо невозможно без глубочайшего подавления всех своих эмоций. Именно так, сперва даже не осознав этого, Вулф открыл для себя нечто очень важное в личности своего отца.