Чёрный караван - [105]

Асхабад уже погрузился во мрак. Но возле нашей миссии было светло как днем. Большие электрические фонари бросали свет далеко вокруг. По-вндпмому, наши заняли всю Офицерскую улицу. Почти у каждой двери стояли английские солдаты.

Машина тронулась. Мы выехали на безлюдную Скобелевскую площадь, там было совсем темно и тихо. Элен прижалась ко мне и озабоченно шепнула;

— Ночью опасно выходить в город. Недавно какие-то люди остановили машину генерала. Хорошо, что в ней, кроме шофера, никого не было. А то произошла бы беда. После захода солнца большевики — хозяева в городе. Наводняют улицы листовками…

Элен могла не беспокоиться — я принял необходимые меры. Рядом с Джоном сидел еще один солдат с винтовкой и гранатой в руках. Комендант был предупрежден о нашей поездке. К тому же вблизи дома, куда мы ехали, были расположены наши посты, патрулирующие по проспекту Куропаткина.

По Гоголевской улице мы доехали до кинематографа «Модерн». Здесь стало светлее. В кинематографе шел сеанс. Оттуда доносился чей-то густой бас. Но зрителей, должно быть, было мало: у дверей никто не толпился. Пусто было и вокруг армянской церкви. Русский базар, днем обычно полный жизни, сейчас был пуст, только слабо мерцали керосиновые лампы в окнах на верхнем этаже караван-сарая. Справа потонуло в кромешном мраке здание мужской гимназии. Но напротив гимназии заметно было какое-то движение. Там находилась резиденция Закаспийского правительства. Должно быть, шло заседание: перед домом стояло много фаэтонов, даже три-четыре легковые машины.

У самого проспекта Куропаткина лопнула одна из шин. Я знал, что шофер тут ни при чем, но все же сердито буркнул:

— Молодец, Джон… Когда ты правишь машиной, непременно что-нибудь случается!

Джон промолчал. Вместо него ответила Элен. Прошептала мне на ухо строки Шекспира:

Но ежели для истинной любви

Страдание всегда необходимо,

То, видно, уж таков закон судьбы —

Научимся сносить его с терпеньем.

Вместо ответа я крепче сжал руку Элен.

Откуда-то подкатил на автомобиле комендант, по-видимому объезжавший город. Мы сели в его машину и через несколько минут остановились перед большим домом из обожженного кирпича. У входа нас ждали двое слуг. Я подумал, что это комендант предупредил хозяев, и собрался выбранить его. Элен остановила меня:

— Это я позвонила. Никто не знает, что вы приехалп.

Мы вошли в дом. Нас встретила хозяйка — Софья Антоновна. Она обняла Элен. Потом обратилась ко мне:

— Если не ошибаюсь, полковник Форстер? — и кокетливо протянула мне руки.

Я чуть притронулся губами к ее полной руке и спросил с простодушным видом:

— Значит, вы меня знаете, мадам? Наверно, тоже были в Мешхеде?

— Нет, нет… Что вы! Это Катя рассказывала мне о вас.

У меня отлегло от сердца. Итак, я не забыт. Неужели Кэт стала бы рассказывать обо мне, если бы в ее душе не сохранилось никакого чувства? Но, может быть, вспоминала-то она в порыве гнева?

Софья Антоновна провела нас в гостиную. Комната напоминала антикварную лавку. На стенах висели картины— старинные, в почерневших от времени рамах. Мебель тоже была старинная, уцелевшая, казалось, с незапамятных времен… Тяжелые гардины на окнах, статуэтки, ковры… Все такое старое, тусклое… Даже в воздухе комнаты осталось что-то от прошлого: он был тяжелый, с каким-то особым привкусом пыли и плесени.

Едва я вошел в комнату, мне почему-то вспомнился кабинет кушбеги. На первый взгляд здесь но было ничего похожего: и стены другие, и обстановка. Разве что воздух такой же? Не знаю. Но почему-то мне пришел на память именно кабинет кушбеги.

В дальнем углу гостиной за круглым столом сидел мужчина высокого роста, блондин, с волосами до самых плеч, и внимательно рассматривал толстый альбом. Увидев нас, он встал и слегка поклонился. Софья Антоновна представила его:

— Прошу вас… Познакомьтесь: Борис Евгеньевич… Чудесный художник и музыкант. Мон квартирант.

Блондин сдержанно улыбнулся и снова кивнул головой. Я сделал вид, что не заметил его поклона: не подал руки и не ответил даже кивком на приветствие. Обратясь к хозяйке дома, шутливо спросил:

— А еще одного квартиранта вам не нужно?

Софья Антоновна рассмеялась грубым смехом, вполне соответствовавшим ее комплекции:

— До сих пор у меня не было квартиранта-полковника. Но если угодно, и для вас комната найдется!

Из соседней комнаты вышла Екатерина. Едва я встретился с ней взглядом, мое сердце невольно забилось как бы в предчувствии чего-то неожиданного. Кэт! Какая все-таки ты милая!

Екатерина шла неторопливо, торжественно, совсем как невеста из-под венца. Ей, казалось, не хватало только фаты. Сдержанность была в ее натуре. Мне ни разу не приходилось слышать, чтобы она громко хохотала. Даже в порыве беззаботного веселья она только щурилась и смеялась негромко, одной ей присущим ласковым смехом.

Она медленно подошла ко мне. Я глядел в ее полузакрытые ресницами глаза со всей страстью, накопившейся за долгие месяцы. Екатерина тоже внимательно, без улыбки, посмотрела на меня. Я протянул ей руки и сказал:

— Незваный гость… Не обессудьте!

Екатерина покраснела. Должно быть, она тоже была глубоко взволнована. Пухлые губы сначала дрогнули, а потом чуть-чуть раскрылись: