Чёрный иней - [23]

Ну что ж, наш маневр оказался удачным — погоня прошла мимо нас. Но здесь оставаться нельзя, они обязательно вернутся и прочешут местность — Байда прав. Жаль, очень удобное место. Сейчас пурга начнётся, это хорошо. Подытожим: утраченная внезапность ставит операцию на грань провала. А внезапность в нашем деле — залог успеха. Мы в каждом десанте стремимся к ней. А она глазками поиграет да и выскользнет. Слишком уж ветреная, шалава, как сказал бы Гвоздь. Дальше — группа уменьшилась на треть. Когда теперь соединимся? И соединимся ли вообще?

Ветер усиливается. Ребята оторвутся от погони. Холодает очень быстро. Духи снова негодуют. А пока беснуется метель, ты должен всё продумать и принять решение. Вот так».

Он отошёл от амбразуры.

— У нас там что-нибудь пожевать найдётся, Фомич?

— Сухари да пять брикетов пшёнки, товарищ майор.

— Давай пока что попируем. Перед работой надо подкрепиться. А завтра, надеюсь, трофеями полакомимся.

— А у меня есть сушёная треска, — раздался голос Гаральда. — У нас это зовётся стофикс.

— Тогда это уже настоящий банкет. Начали разжигать примус.

— Тушёнки, к сожалению, больше нет... её и было то — одна банка, остальные на дне залива покоятся.

— ... Портянка вот имеется... свежезамороженная. Кажись, Валеева...

— Я в шерстяных носках. Портянками не пользуюсь.

— А кто ж это в портянках щеголяет? Я же запретил, — угрожающе пробасил старшина. Смельчаков не нашлось.

— В таких условиях Де Лонг или какой-нибудь Скотт принимались варить сапоги... Или Левандовський…

— А Ткачук, наверно, прихватил с собой горные американские ботинки. Кожа знатная, наваристая!..

— Да уж не из этого немецкого дерьма! — Байда сердито пнул лёд носком своего ботинка.

— Анекдот: встретились как-то Амундсен с Папаниным на льдине да и давай-ка сапоги немецкие варить. Одичали…

«Немцы обязательно вернутся сюда. Значит, мы должны уйти раньше. И следы наши занесёт. Надо только точно выбрать время. Попробуем перехитрить природу. Моя интуиция подсказывает, что скоро эта волна ненастья достигнет пика и к ночи пойдёт на убыль. А может, это не интуиция, а опыт? А посему, выходим, не дожидаясь ясной погоды. Трудности преодолеем. Впереди пологий спуск, и можно не бояться катастрофических осложнений — даже в случае сильного шторма. Зато есть надежда, что самые тяжёлые участки пути будет освещать солнце».

Он сейчас пребывал в том состоянии собранности, которое обостряет инстинкт, усиливает чувства и таким способом помогает избежать смерти.

17

Холодный и режущий ветер чем дальше, тем больше усиливался, и позёмок перерастал в метель. Гвоздь успел оглянуться и увидел, как немцы, перегруппировавшись, пустились по их следам. Группы противников теперь разделяло метров четыреста. Он посмотрел вперёд и ускорил и без того бешеный темп — товарищи успели отдалиться на приличное расстояние.

А ещё через минуту они уже ничего не различали вокруг: всё исчезло в серых снежных сумерках, только едва-едва маячила сгорбленная спина впереди идущего. И хотя двигаться было нелегко (перехватывало дыхание, и очки забивало снегом), душу согревала надежда: оторвёмся. Обязательно оторвёмся.

Они пытались спуститься справа и пересечь испещрённый огромными щелями восточный ледопад. Однако, поблуждав в поисках прохода, ежесекундно рискуя провалиться, они осознали полную тщетность и опасность дальнейших поисков снежного моста или конца разлома и решили спускаться по леднику в сторону западного побережья. Другого выхода они не видели. Погони уже не боялись, поскольку натолкнуться на преследователей в такой снежной круговерти можно было только случайно. Изредка сквозь снежную пелену ненадолго проглядывало серое небо. Ориентироваться они могли только по карте острова, которую каждый держал в голове, из-за чего местность узнавали приблизительно и поэтому двигались почти на ослеп.

После четырёх часов движения они очень устали и думали лишь об одном: не потерять окончательно ориентации и побыстрее найти укрытие, ведь палатки не было. Когда спускались с ледника, неожиданно слева возник едва заметный силуэт морены. Но очень быстро выяснилось, что они перепутали морену с выходом коренных пород.

Двинулись дальше. Подъёмы чередовались со спусками, спуски — с подъёмами. Время от времени они падали на твёрдых скользких снежниках. Тяжелее всего приходилось Чёрному, хотя англичанин, как мог, старался облегчить тяготы напарника. Часто им приходилось то снимать лыжи, то снова их одевать...

В душу Гвоздя начала закрадываться мертвящая безнадёжность. Но на своём бурном веку он уже переживал подобные чувства и научился превозмогать себя. Гвоздь начал злиться. На войну, на метель, на врага, на англичан, на себя. Он бормотал свои солдатские заклинания, пытаясь удержаться на ногах:

— ... Наломались по горло... язык на плечах... хрен им в горло!..

И, в конце концов, начал свирепо ругаться.

Вдруг он замер. На северо-западе среди скал ему почудились два тусклых расплывчатых огонька. Они походили на свет из приоткрытых дверей землянки, обещая тепло и тишину. Он протянул руку, но в следующий миг понял, что это лишь фата-моргана, вероятно, следствие перенапряжения. Он просто увидел то, чего так жаждал.