Черный гусар - [92]

Кутузову нравился опытный и искусный политик, замечательный дипломат, трудный противник. Соперник под стать другому лидеру Блистательной Порты — Решиду Ахмед-паше. Что же, решил он, много было чести одержать верх над одним, неменьшая будет — принудить к сдаче другого.

— Мой блистательный и благородный друг, — начал Кутузов условной формулой, в которой, впрочем, много было истинного и личного. — Я позволю себе нарушить ваш восхитительный кейф и обратиться к делам низким, но, увы, безотлагательным. Такова, я полагаю, воля наших властителей и Того, кто располагается выше обоих.

Галиб-эфенди отложил начатую кисть, ополоснул пальцы в стоявшей рядом фаянсовой чаше и сложил руки на животе. Он готов был внимать и ответствовать.

— Вчера... Только вчера я получил депешу из Петербурга и поспешил немедленно пригласить вас, чтобы ознакомить с её содержанием.

— Канцлер Румянцев выработал новые инструкции?

— Император Александр получил новые предложения из Парижа. Мой государь предписал мне немедленно ознакомить вас с нотой императора Наполеона.

— Я надеюсь, что эта бумага не содержит никаких сведений, что не полагалось бы знать моему повелителю.

— Безусловно.

Пока Галиб-эфенди читал, Кутузов наблюдал, как меняется выражение лица министра иностранных дел Блистательной Порты. Наконец, турок поднял глаза и протянул документ графу. Михаил Илларионович сложил его и убрал назад в ящичек.

— Я понимаю, что это подлинное письмо? — спросил министр.

— Вы, конечно же, узнали и стиль, и руку.

Галиб-эфенди молча кивнул. Удар был слишком силён, чтобы он мог быстро оправиться.

— Мне очень жаль, мой друг, но вы же видите, до каких пределов доходит его коварство и лицемерие.

Последнее слово Кутузов выделил нарочно, давая понять собеседнику, что он знает и о недавней ноте Латур-Мобура. По тому, как передёрнулся турок, понял, что задел его за живое:

— Теперь же Наполеон предлагает императору Александру закончить уничтожение Блистательной Порты, поделив между собой её европейские земли.

— Что же теперь будет? — пробормотал Галиб-эфенди.

— Будущее наших стран зависит прежде всего от нас с вами.

— А не от властителей европейских держав?

— Турция тоже часть современной Европы. Другое дело, что последними шагами Порта поставила себя в положение довольно двусмысленное. Она словно бы изолировала себя от остальной части, и потому её собственные интересы для других держав имеют значение второстепенное. Ими будут жертвовать постоянно...

— И Россия принадлежит Европе.

— Но при этом старается сочетать свои интересы с... таковыми же ближайших её соседей.

— Не понимаю, не понимаю, — недоумевал огорошенный Галиб-эфенди. — Вы же могли согласиться с Наполеоном. Против двух таких страшных противников мы оказались бы совершенно бессильны...

Кутузов промолчал. Он не намеревался объяснять турецкому дипломату, что, если бы не сообщение, которое вечером принёс ему взволнованный Георгиадис, русские могли бы и поверить французскому императору. Но теперь становилось понятным, что предложение Бонапарта было только ловким политическим ходом. Согласись Петербург, Россия только ещё глубже увязла бы в делах балканских, и в самое ближайшее время ей пришлось бы стоять против сразу двух оппонентов. Идея была коварная, ловкая, но проведена неуклюже. Кто-то в Париже явно поторопился. Теперь же этой депешей Кутузов легко мог нейтрализовать усилия Франции в самом Стамбуле:

— В Европе остались только три державы, не подвластные ныне Наполеону: Англия, Россия и Турция. Соединив наши усилия, мы можем противостоять этой страшной угрозе. И прежде всего нам нужно возможно скорее завершить наши переговоры.

— Конечно, граф. Я в этом не сомневаюсь. Остаётся дело за малым — выработать условия, приемлемые для обеих сторон.

— Формулировки мы оставим дипломатам. Нам с вами необходимо обговорить самое существенное.

— Валахия?

— Мы хотели лишь обговорить условие защищать права христианского населения.

— Оно содержится в одной из статей Ясского договора.

Кутузов кивнул.

— Молдавское княжество?

— Россия считала бы для себя удобной границу по реке Серет.

— Чересчур опасно для Порты. Преемники императора Александра могут оказаться не столь разумны и благородны...

— Тогда, может быть, Прут?

— Я не предвижу существенных возражений.

— Но мы должны компенсировать наши усилия в ходе пятилетней войны. Впрочем, надо же оставить работу и дипломатам.

— Разумеется. Но мы, граф, ещё никак не решили, как же разделить наши полномочия в Азии.

Кутузов взял длинную паузу. Предложение он уже давно сформулировал, но хотел показать, что мысль эта пришла ему в голову лишь недавно:

— А что, если Россия и Порта отложат решение азиатской проблемы? Ситуация и так запутанна, что же её осложнять ещё больше. Предположим, что мы решаем оставить крепости, завоёванные Россией, в её владении...

— Временном?

— Разумеется. И положим вернуться к этому вопросу лет через пять.

— А что же Анапа? — спросил Галиб-эфенди.

Кутузову показалось, что он слишком быстро среагировал на его предложение, словно бы ждал его, был уверен, что оно прозвучит.

— Анапа слишком важна для Блистательной Порты, чтобы Стамбул мог позволить себе лишиться её хотя бы на время.