Черный граф - [19]
ГЛАВА 6 (100) «Гнев Божий»
ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ.
Ранним утром, не предвещавшим ничего дурного, напротив обещающим приятную встречу с прелестной особой, разгневанный Буаробер вернулся из аббатства святой Женевьевы, если конечно недовольство, брюзжание и некоторое раздражение, подпадают под определение гнев. Шумной, суетливой походкой, не предрекающей ничего хорошего для тех, кто попадется на его пути, приор добрался до улицы Сен-Дени, когда услышал, приблизившись к месту собственного обитания, где-то там, со стороны Шарантона, раскат грома, что показалось Лё Буа, определяющим фактом для принятия решения.
В это самое время, здесь же, на улице Сен-Дени, в доме, куда направлялся наш «веселый аббат», пройдоха Дордо, сим прекрасным летним утром решил потешить свое брюхо одним из излюбленных блюд, впрочем, в надежде утаить сие прегрешение от всевидящего взора Всевышнего. Нет-нет, не подумайте ничего дурного, просто Дордо в пятницу, в постный день, задумал полакомиться омлетом с салом, пока сего не видят ни Господь, ни праведник Франсуа, отправившийся час назад в Латинский квартал.
И вот, никогда не являвшийся стойким последователем церковных устоев, толстяк Теофраст, уселся за стол, где в медной сковороде, источая чарующие и сковывающие волю запахи, нежился горячий омлет, щедро усеянный кусками лоснящегося сала, томясь в ожидании ненасытного гурмана. Повязав салфетку, чему научился не так давно, капрал, с вожделением глядя на сладостный плод греха, наколол на вилку, жироточащий ломтик сала. Но не успел он ещё положить на язык первый кусок, как за окном, прогремел раскат грома, откуда-то с юга, со стороны Шарантона. Дордо вздрогнул, переводя испуганный взгляд то на омлет то на небо, сквозь отворенное окно. Наконец решившись, а решительность, как мы помним, никогда, не покидала бравого капрала, с невероятными усилиями переборов себя, он со словами, «Господи, уж больно ты мелочен!», выбросил лакомство за окно.
В это миг, Буаробер, переполняемый обидой, и от этого в отчаянии сорвавший с себя шляпу, подошел к двери собственного дома, как услышав шлепок, почувствовал прикосновение к макушке чего-то горячего и жирного, свалившегося на его бедную голову с неба. Устремив пылающий взор вверх, на распахнутое над дверью окно, за которым располагалась комната слуги, Лё Буа враз догадался о произошедшем.
С прилипшими к волосам остатками омлета, приор, ворвавшись в приливах ярости на просторную кухню, где маялся голодный капрал, воскликнул:
– Это вот что?! Что я тебя спрашиваю?!
Верещал он, указывая на кусочки снеди, видневшейся на поблескивающих жиром волосах. Истерзанный голодом Дордо, от чего испытывающий не меньшее недовольство, чем хозяин, раздраженно завопил:
– И ты смеешь это говорить мне?! Мне тому, кто вот-вот упадет в голодный обморок?!
Подобная наглость принудила по натуре спокойного и терпеливого приора выйти из себя.
– Голодный обморок?! Я знаю твои обмороки, наступающие лишь после нескольких пинт>1 кларета, влитых в твою ненасытную глотку в ближайших, грязных и отвратительных трактирах! И ты позволяешь себе, после всего, что случилось, своему благодетелю, человеку, потерявшему в схватке друга, нашего отважного Мартена, дерзить и пререкаться?!
Обхватив руками голову, Буаробер, всхлипывая, плюхнулся на стул. Обиженный Дордо, отвернувшись от хозяина, гневно оторвал ломоть хлеба и принялся безжалостно пережевывать его. Тишину нарушали лишь потрескивание дров, в очаге, да прерывистое дыхание Буаробера. Заложив за спину руки, капрал, будто не замечая хозяина, мерным шагом, несколько раз обошел вокруг грубого кухонного стола, за которым, с поникшей головой, сидел приор.
– Ну, ладно, Франсуа, будет тебе.
Капрал присел рядом с хозяином, по-дружески положив ему руку на плечо.
– Ну, не плачь, не плачь, слышишь. Слезами горю не помочь, лучше говори, что стряслось? Какая собака, сим прекрасным утром, укусила тебя за душу?
Вытерев платком влажные от слез глаза, Буаробер, словно ребенок у которого отобрали любимую игрушку, произнес:
– Её похитили…
Он вновь зарыдал, уткнувшись носом в платок. Изучающтм вглядом, измерив хозяина, толстяк произнес:
– Что-то я не возьму в толк, о ком ты говоришь? Кого похитили?
– Её, мадемуазель Камиллу…
– Постой-постой как это возможно, ведь ты отвез её в монастырь Святой Женевьевы?
Приор ответил лишь рыданием.
– Да прекрати ты ныть!
Закричал потерявший терпение капрал. Буаробер, выпрямился, будто вопль Дордо отрезвил его, вырвав из влажного, всхлипывающего состояния горечи, и вполне внятно ответил:
– Сегодня утром, настоятельница поведала мне, что какой-то господин, по-видимому, молодой блестящий дворянин, несколько дней назад, явился в святую обитель и, назвав условленную фразу – пароль, что лишило всяческих подозрений монахинь, увез мадемуазель Камиллу в неизвестном направлении.
В задумчивости, Дордо описал ещё несколько кругов по просторной кухне.
– Ты говоришь условные слова?
Лё Буа кивнул.
– А кто кроме тебя, знал эти слова?
Встревоженный приор уставился на слугу.
– Кто же? Метр Альдервейден, дядюшка нашей Камиллы.
– Но судя по описанию, в монастырь явился не аптекарь, не Альдервейден?
«XVII век. На престол Франции всходит откровенно слабый король Людовик XIII. Это ставит под сомнение целостность Французского королевства. Самые могущественные дворяне, среди которых королева Анна Австрийская и мать короля, Мария Медичи, заручившись поддержкой Испании, замышляют заговор против его Величества. Единственной силой, которая может противостоять заговорщикам, является Первый министр – Кардинал Ришелье. Кардинал желает, вопреки их планам, объединить королевство. Невольными участниками описанных событий становятся трое анжуйцев.
«XVII век. На престол Франции всходит откровенно слабый король Людовик XIII. Это ставит под сомнение целостность Французского королевства. Самые могущественные дворяне, среди которых королева Анна Австрийская и мать короля, Мария Медичи, заручившись поддержкой Испании, замышляют заговор против его Величества. Единственной силой, которая может противостоять заговорщикам, является Первый министр – Кардинал Ришелье. Кардинал желает, вопреки их планам, объединить королевство. Невольными участниками описанных событий становятся трое анжуйцев.
«XVII век. На престол Франции всходит откровенно слабый король Людовик XIII. Это ставит под сомнение целостность Французского королевства. Самые могущественные дворяне, среди которых королева Анна Австрийская и мать короля, Мария Медичи, заручившись поддержкой Испании, замышляют заговор против его Величества. Единственной силой, которая может противостоять заговорщикам, является Первый министр – Кардинал Ришелье. Кардинал желает, вопреки их планам, объединить королевство. Невольными участниками описанных событий становятся трое анжуйцев.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.