Черный город - [22]

— Ага! Вот он знает. Быстрее бегите к нему, спросите, куда заперли арестованного, которого они с Гергеем Сабо привезли сюда в пятницу. Не давайте ему умереть, пока не скажет!

Балтазар помчался во весь дух, быстрее иной гончей, несмотря на то, что был обременен брюшком, которое он отрастил, хотя и жил на арестантских харчах (а может быть, именно поэтому).

Госпожа Гёргей, услышав все это, едва устояла на ногах. Пав окончательно духом, она прижалась головой к колонне, крепко ухватившись за перила крыльца. Чаша переполнилась. И смиренный голубь порой начинает клевать обидчика.

— Безбожные язычники! — вскричала госпожа Гёргей.

Что же у вас здесь творится? Живодер и тот знает, в какую клетку он запер пойманную собаку. Какой позор! Комитатская управа здесь или бандитский притон?

Гёргей прикусил губу. Если бы сейчас на него рухнуло здание управы, ему, пожалуй, было бы не так тяжело, как вытерпеть град этих упреков, и он надвинул на уши свою смушковую шапку, чтобы больше не слышать Марию: ведь женщины по мере того как их покидают физические и душевные силы становятся все смелее в своих речах.

Многое готов был снести Гёргей, но не такие укоры. Он предпочел удалиться в глубину двора и шагал взад и вперед под хлопьями снегопада, ожидая возвращения тюремщика.

На его счастье, запыхавшийся Балтазар вскоре вернулся и доложил, что арестованного из Топорца заперли на втором этаже в пустовавшую камеру рядом с архивом, где в старину держали орудия пыток.

— Наконец-то! — с облегчением вздохнул вице-губернатор. Однако теперь предстояло еще найти ключ от этой камеры. Балтазар помчался к жене коменданта, у которой в большой корзине хранились ключи от всех пустовавших камер и помещений. К каждому из ключей была привязана деревянная табличка, а на ней номер и назначение комнаты. Роясь среди ключей, тюремщик успел рассказать комендантше, что застал Андраша Гёбёйо без сознания и совсем уже при смерти. Когда он задал ему вопрос, жена Андраша даже посоветовала: "Догоняйте его на том свете". — "Э, нет, — возразил я, — не во мне дело, господин вице-губернатор приказал". Только я вымолвил эти слова, смерть сразу выпустила Андраша Гёбёйо из своих когтей. Открыл Андраш глаза и все как есть толком рассказал. "Ей-богу, теперь, он уже не умрет, потому как смерть, заслышав имя господина вице-губернатора, сама со страху через трубу улетела", — заключил тюремщик свой рассказ.

Госпожа Гёргей тем временем попросила деверя приготовить для нее питьевой воды и щепотку соли.

— А это еще зачем? — удивился вице-губернатор. — Пойди, Власинко, принеси кружку воды и пригоршню соли.

— Чтобы под руками все это было, — жалобно проговорила невестка. — Ведь, если он жив (тут она уже не выдержала и расплакалась)… самое лучшее дать ему сначала попить немножко соленой воды, а затем — слабого вина.

— Не плачьте, Мария! Возьмите себя в руки. Ведь эти люди не должны знать, о ком идет речь.

Власинко вернулся с водой и солью, а Балтазар с сообщением, что ключа на месте нет.

— Тогда ломайте дверь! Пришлите сюда несколько человек поздоровее. Пусть захватят с собой топор, лом! — приказал вице-губернатор, а сам, поддерживая невестку под руку, пошел вверх по лестницам. Балтазар с кружкой воды в руке и фонарем побежал впереди них.

Гулко отдавались шаги, гудели под ногами кирпичи, которыми был выложен пол в коридорах. По стенам и потолку поползли гигантские тени пришельцев. Когда процессия миновала квартиру комитатского секретаря и свернула в поперечный коридор, над их головами заметались омерзительные летучие мыши. В кладовых и шкафах, выстроившихся по обеим стенам коридора, резвились мыши, из всех этих вместилищ, где хранились старинные рукописи и документы о тяжбах и преступлениях давным-давно умерших людей, тянуло затхлым и плесенью. В одном из шкафов жалобно мяукала кошка. Несчастная забралась, вероятно, через открытую дверцу поохотиться на мышей, а сильный ветер, поднявшийся к вечеру, захлопнул дверцу, и она не смогла выбраться на волю.

— Где-то кошечка застряла! — промолвила госпожа Гёргей. Ее мягкое сердечко оставалось жалостливым даже в такую тяжкую минуту.

Но Пал Гёргей, ничего не отвечая, следовал за тюремщиком, который уже дожидался их у последней двери.

— Вот здесь! — негромко проговорил тюремщик. — Это точно.

Все трое остановились. Остальные еще были внизу, собирали инструменты. Наступила глубокая, прямо гробовая, тишина. Гёргей слышал, как стучит его сердце. Он так спешил сюда, а теперь, в решительный миг, побледнел и не вмел сделать последний шаг, готов был убежать прочь! Что-то ждет их там, за дверью?

— Как ты думаешь, Балтазар, очень крепка дверь-то? — прозвучал несмелый и такой жалобный голос, словно спрашивал ребенок, а не вице-губернатор Сепеша.

— Дубовая, — просто отвечал тюремщик. Он поставил фонарь на пол. Кружку с водой приняла от него госпожа Гёргей.

— А ну, попробуем! — сам себе сказал Балтазар, поплевал в ладони и могучим плечом навалился на дверь.

Госпожа Гёргей и вице-губернатор с замиранием сердца следили за попытками силача, ожидая его выводов (Балтазар по скрипу двери думал определить ее прочность). Но вместо скрипа они услышали только крик «ой», да увидели балтазаровы ноги, мелькнувшие в воздухе, — он влетел в комнату и во всю длину растянулся на полу, ибо дверь мгновенно, и без всякого сопротивления, распахнулась.