Черный Гиппократ - [3]

Левый рукав плаща был порван, через дырку был виден окровавленный локоть.

— Я и не заметила в горячке, — женщина провела пальцем себе по локтю и облизнула палец. — Кровь…

— Как вас зовут? — участливо спросил доктор.

— Ольга.

— Вот что, Оля… Мы не отрицаем своей вины и подпишем акт, чтобы вы не сомневались. Да, мы совершили наезд, но с этим разбираться будем завтра. А сегодня мы спешим… Извините нас, конечно!..

Женщина осмотрела локоть. Кровотечение было довольно сильное. Кровь капала на асфальт, растекалась в луже. Ольга оглядела улицу, машину «скорой помощи», врача.

— В травмопункт, говорите? Пожалуй… Кровь не унимается. Надо перевязать…

Врач и фельдшер помогли пострадавшей забраться в салон.

— Прилягте на носилки, — посоветовал дюжий фельдшер. — Сразу почувствуете себя легче.

Фельдшер захлопнул дверцу. Башкиров занял свое место в кабине. Машина, лихо взвизгнув протекторами, взяла с места в карьер…

Через двадцать минут «рафик» на большой скорости въезжал во двор больницы. Машина еще не остановилась, а Башкиров уже открыл дверцу. Спрыгнул на ходу, взбежал по ступенькам…

С недовольным лицом к нему поднялась пожилая санитарка:

— Доктора позову…

Дежурная врачиха состроила удивленное лицо:

— О, Господи! Башкиров! Опять вы!..

Башкиров развел руками:

— Ничего не поделаешь, коллега! Срабатывает принцип парности…

Она одарила его беглым взглядом:

— У вас кровь на халате… Опять травму привезли?

— Иванову на них везет, — Башкиров натянуто усмехнулся. — Привыкайте, доктор: когда дежурит Иванов, травмы сыплются одна за другой…

— Спасибо, я уже разобралась…

Фельдшер и водитель уже перекладывали с носилок на каталку пострадавшую женщину. Она была без сознания. Лицо — мертвенно-бледно, висок в крови, шея неестественно вывернута. Заметно дрожали под веками глазные яблоки…

— Кто она? — дежурный врач ощупывала пострадавшей шею, потом висок. — Что-нибудь было при ней?

— Ничего! Никаких документов… — доктор Башкиров с усталым видом закурил.

Врачиха быстро осмотрела зрачки:

— Как вы думаете, это наезд? Или ее избили с целью грабежа?

— Трудно сказать. Мы наткнулись на нее случайно. Она лежала при дороге…

Санитарка протянула трубку:

— Телефон…

— Алло! Александр Александрович? Поднимаем вам травму… Да… Опять Башкиров. Он, можно сказать, несчастливый…

Санитарка и белокурая медсестра повезли пострадавшую к грузовому лифту. Фельдшер и водитель ушли. Доктор Башкиров курил в дверях. Дым сквозняком выносило на улицу.

Врач приемного покоя, прижимая трубку к уху плечом, заполняла бланки и продолжала говорить:

— Женщина лет тридцати… Травма в правой височной области… возможен перелом шейного позвонка… Нет, состояние крайне тяжелое… до травматологии не довезти… я понимаю, что общего профиля, но таковы обстоятельства… я понимаю, что высокая смертность, но… Хорошо, Александр Александрович! Передаю привет доктору Башкирову… Успеха вам!

Она положила трубку, задумалась над листком бумаги:

— Во сколько вы ее подобрали?

— Часа в два, — Башкиров выбросил окурок на улицу, в темноту, прикрыл дверь.

Врач приемного покоя взглянула на часы:

— Двадцать пять минут…

Вернулась санитарка с пустой каталкой, принялась влажной тряпкой оттирать с каталки кровь.

— Ну, что, тетя Клава? — спросила врачиха, продолжая писать.

— Сразу в операционную повезли. Да, боюсь, не доживет до утра…

— Почему? — с интересом посмотрела на санитарку врачиха.

Санитарка мрачно пожала плечами.

Башкиров оставил сопроводительный лист и вышел. Снаружи послышался шум заработавшего двигателя, мелькнул за окном свет фар и высветил отвесно падавшие струи дождя.

— Потому что Башкиров… — сказала, вздохнув, санитарка.

— Что Башкиров? — не поняла врачиха.

— Вы же спрашивали — почему?

— Ну!..

— Не доживет до утра, потому что ее Башкиров привез, — объяснила санитарка. — Есть примета такая: если Башкиров привез, — то, считай, труп…

— Да? — брови врачихи поползли вверх. — Действительно… Бывают же такие невезучие, как Башкиров!..

Тем временем машина «скорой помощи» разворачивалась во дворе. Свет фар вырвал из темноты закрытые ворота больничного гаража, старую беседку с обвалившейся штукатуркой, сквер, фасад больницы — высокое крыльцо, колонны, большие дубовые двери. Сверкнула бронзой табличка на стене:

«Санкт-Петербургский горздравотдел,

Клиническая больница № 66…»

Рядом с номером 66 каким-то озорником была нацарапана третья шестерка…

Развернувшись, машина «скорой помощи» выскочила из ворот, помчалась по мокрой улице и быстро скрылась в каком-то темном переулке.

Моросил мелкий дождь. Тяжелые тучи нависли низко над городом.

Глава первая

Владимир Михайлович Нестеров, высокий крепкий мужчина тридцати лет, стоял у окна своей комнаты и смотрел на улицу, на горящий под окном фонарь, на канал и мостик. Была удивительно темная ночь — из тех, что приходят, а вернее, падают на землю и придавливают ее поздней осенью. Вязглая липкая ночная мгла поселилась в окнах дома напротив, она медленно текла меж гранитных плит канала, под мостик и далее, она окутала православный храм, тот, что высился над каналом справа, она, казалось, пыталась проникнуть в саму душу…

Дом на берегу канала, почти напротив храма. Очень старый дом. Таких в Петербурге немало, такие тиражируют на открытках — для туристов. В таком вот доме когда-то жил Пушкин. Жили многие богатые и знаменитые люди, истинные сыны России, приносившие ей славу, величие и могущество. У них квартиры были по семь, по десять комнат с разделением по функциональному признаку. А потом пришли иные времена, и квартиры, и дома, и сам город стали общественным достоянием. Квартиры поделили на коммуналки, коммуналки разбили на клетушки, иногда и фанерными или бумажными стенами, с занавесками, а клетушки кое-где еще разделили на скворечники. Все это было, было… Но, кажется, утекло с водами канала в Неву, а может, в Лету…