«Чёрный эшелон» - [11]
Клецке, покусывая губы, долго ощупывал суженными зрачками усатого старика, точно покупатель, которому вместо облюбованного товара подсунули вдруг совершенно другую вещь. Поморщился.
— За что сбуксовали?
— За брак.
— Вы плохо работали?
— Был грех…
— Почему?
Печкур щелкнул себя по горлу.
— «Закладывать» любил… Особенно с горя, когда супругу похоронил. Кроме того, плохо платили. Кто-то из активистов на меня накапал, взяли и премии лишили. Ну и пил… — Печкур смял в руке фуражку. — С тех пор все прахом пошло. Из партии меня с треском выгнали…
Вот и вкалывай, пока не посинеешь, на канаве. Вы кого угодно спросите. Надо мной уже смеяться стали…
Клецке сухо усмехнулся.
— Получается, германская власть вас из канавы вытащила?
— Оно так и выходит…
— Сейчас вы должны хорошо работать.
— А как же, стараемся, пан офицер.
Клецке передал документ Гоштову.
— Папир правильный?
Гоштов прочитал и, не поднимая глаз, процедил:
— Документ подлинный…
— Подтверждаете? — Клецке впился в него.
Гоштов утвердительно кивнул.
— Подпись Дубова я как свои пять пальцев знаю. — Он же меня под суд отдавал… — Гоштов, согнав с лица улыбку, обернулся к Печкуру. — «Сбуксовали» тебя в канаву — это подтверждаю. А вот из партии тебя никто не выгонял. Нагло врешь. Печкур пощипал усы.
— Мне врать никакого расчета. Из партии меня исключили: кто же бракодела и пьяницу будет в партии держать? Это факт… (утверждая это, он ничем не рисковал: партийные документы были вывезены, члены партбюро — кто в лесу, кто на подпольной работе). А вот ты, гнида… При царской власти с немцами воевал, при Советской — воровал, а теперь чего? — Печкур махнул рукой. — Ты и пана офицера продашь при случае.
Гоштов схватился за кобуру.
— Убью, старый хрыч! Кленке погрозил ему пальцем.
— Тихо, тихо, пан начальник полиции.
Он задумчиво смотрел на чернильный прибор и барабанил по столу пальцами. Этот старик, во всяком случае, не прост. Даже если он действительно резидент большевистского подполья, то это пока ничем не подтверждается.
Вольф и этот Гоштов поспешили и испортили все дело. За стариком, конечно, нужно приглядывать, пусть Вольф этим и займется, но пока придется арестованных освободить.
Клецке оборвал стук.
— Господин шарфюрер, — обратился он к Вольфу, — я думаю, мы можем отпустить арестованных. — Прекратим гадание на кофейной гуще, — заговорил он по-немецки, когда Печкур, Курбанов и Алехин исчезли за дверью. — Вы, господин Гоштов, оставили меня в дураках. — Клецке так поглядел на него, что у Гоштова все оборвалось внутри. Он понял, что нужно немедленно укрепить свой угрожающе закачавшийся «авторитет», и поспешил выложить припрятанный козырь. Гоштов заискивающе поглядел на офицеров.
— Есть у меня на примете один человек… — Он сделал многозначительную паузу. — Человек этот поможет вам найти банду Дубова.
Вольф скривил рот.
— Опять пустой номер…
— Нет, нет, — засуетился Гоштов. — Не пустой! У Клецке заблестели глаза.
— Кто он?
— Мой подчиненный. Полицейский.
— Фамилии?
— Крынкин.
— Вы хорошо его знаете?
— Господи! — Гоштов деланно засмеялся, ударил себя по коленке кулаком. — Да — мы с ним, ваша милость, при Советской власти пять лет со строгой изоляцией отбухали. Я Крынкина знаю как облупленного. Мы и к вам вместе с ним пришли…
— Почему же вы до сих пор молчали?
— Господа, я вижу вы мне не доверяете. Это совершенно напрасно. Я сам только недавно узнал. Клянусь…
— Где сейчас Крынкин? — оборвал Клецке.
— На посту, ваша милость, — торопливо ответил Гоштов.
Клецке снял трубку и стал набирать номер.
Возле одноэтажного здания полиции прохаживался с карабином на изготовку сутулый полицай. Время от времени он как-то по-птичьи вскидывал голову и глядел сощуренными глазами на открытые окна.
Освещенное заходящим солнцем одно окно ярко сверкало. Второе находилось в тени, сквозь него виднелась склоненная фигура женщины в темной косынке. Оттуда доносился стук пишущей машинки.
Сутулый часовой остановил молодого стройного полицая и попросил у него закурить. Сутулый пыхнул сигаретой и снова зашагал, стуча подкованными подметками сапог по брусчатке тротуара.
Полищук миновал коридор и вошел в небольшую приемную. Снял фуражку, помахал перед лицом, влажным от пота. Дверь в следующую комнату была приоткрыта. Там натужно сипел старший полицейский, говоря с кем-то по телефону.
Вера Ивановна встала из-за машинки и закрыла дверь.
Полищук понял и подошел к ней.
Глядя потемневшими от волнения глазами на прядь золотистых волос, прилипшую к виску Павла, тихо сказала:
— Крынкина неожиданно сняли с поста.
— Зачем?
— Не знаю. Потом увезли на машине.
— Немцы?
— Да.
— Давно?
— С полчаса, — Вера Ивановна приникла к двери, прислушалась и повернулась к нему. — Узнаешь, кто вызвал Крынкина и зачем.
— Вопрос ясен. — Полищук надел фуражку.
— Как у тебя с деньгами?
Павел молча развел руками.
Вера Ивановна дала ему десять оккупационных марок.
— Хватит?
— Пожалуй…
— Будь осторожен.
— Ясно, — Полищук остановился на пороге. — Куда прийти?
— Как всегда. Придешь попозже. Для тебя ведь комендантского часа не существует.
— Где Гоштов?
— Еще утром вызвали к Клецке…
— Вот оно что… — Павел потеребил медную пряжку пояса.
Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.
Ким Федорович Панферов родился в 1923 году в г. Вольске, Саратовской области. В войну учился в военной школе авиамехаников. В 1948 году окончил Московский государственный институт международных отношений. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, откуда с четвертого курса по направлению ЦК ВЛКСМ уехал в Тувинскую автономную республику, где три года работал в газетах. Затем был сотрудником журнала «Советский моряк», редактором многотиражной газеты «Инженер транспорта», сотрудником газеты «Водный транспорт». Офицер запаса.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.