Железовский расслабился, кивнул попутчикам и подошел ближе. Прогромыхал, сдерживая бас:
— Он?
Аристарх имел в виду Шаламова.
Мальгин посмотрел на него снизу вверх, кивнул.
— Он.
— Нашел Купаву?
Еще один кивок в сторону второй картины.
— Она там. Понадобится твоя помощь…
— Знаю. А с ним что?
— А что с ним сделается? Жив, но в другом мире, где безумие и смерть не являются категориями абсолюта. Вернуть его обратно — значит… убить.
Железовский помолчал, набрал в грудь воздуха, будто перед прыжком в воду.
— Я вычислил, теперь ты — Вершитель?
Клим с улыбкой покачал головой, разглядывая запылавшее лицо математика с раздувающимися ноздрями, с выражением жадного любопытства, свойственного Ивану Зарембе и другим людям, таким же творческим, ищущим, азартным.
— Он ушел и придет не скоро, может быть, никогда.
— Мы видели. Ты… он… ведь Бог, да? Не бог религий, а… понимаешь?
— Понимаю. Он не всемогущ. Абсолютная истина Большой Вселенной может возникнуть в сознании лишь соизмеримого с ней субъекта познания, то есть Абсолюта. Солнца Мира, как пророчески называли его философы древности. Вершитель же — Вершитель в одной из ветвей вселенных, и доступны ему лишь частные истины.
Мальгин снова вгляделся в картину с чужепланетным драконом, в углу которой спряталась крохотная человеческая фигурка. Он знал, что скажет, когда войдет туда и предстанет перед изумленной Купавой и дочерью. Он скажет:
— Пава, вот он я перед тобой. Открой глаза, уши и сердце, посмотри в меня внимательно, прислушайся, и сквозь тамтамы пульса ты услышишь свое имя…
1986 — 1981 гг.
