Черный бульвар - [23]

Уже была выкурена сырая «астра» с особым вниманием рассмотрены карманные порношедевры, представлявшиеся в неверном свете луны манящими и пленительными картинками совсем близкого будущего, а деланная паскуда Валька все не шла.

От безделья Венька, припомнив отрывочные сведения по своей будущей специальности, которой его вот уже год безуспешно пытались обучить в бывшем ПТУ, а ныне — Техническом лицее, занялся исследованием проводков, ведущих к пилораме с дебильным упорством, достойные лучшего применения, стараясь запустить двигатель, приводящий в действие вертикальные пилы. Как ли странно, ему удалось то, что не удалось два года назад, совхозному электрику: пилорама затрещала, завизжала и заработала. Веня со счастливым лицом послушал эту музыку своей маленькой победы и, не поленившись, принялся тащить небольшое бревно с намерением распустить его на доски, хотя для чего он это делает, Кропалик не имел ни малейшего представление. Очевидно, смысл полуночной распиловки трухлявой древесины был недоступен не только ему одному: бело-голубой в лунном свете чудовищный волк, бесшумно вынырнувший из кустов, тоже застыл на мгновение, будто недоумевая, его первый взрык потонул в визжании пилы впервые после долгого перерыва получившей пищу. Будто сердясь на самого себя, Зверь мотнул головой и, присев издал рев такой мощности, что перекрыл шум работающего станка. Веня Кропалик оглянулся, его мозг потомственного алкоголика и наркомана не смог выдать по своим полуразрушенным нейроцепям сигнала истинного ужаса, что сравнило его с героем: он посмотрел на диковинную псину, поднял валявшийся на земле кол и довольно точно метнул его Зверю в голову, подлый монстр позорно пригнулся, но уже в следующее мгновенье прыгнул на свою дерзкую жертву и, видимо, от охватившей его странной растерянности, промахнулся, наконец, до Кропалика дошло, что надо как-то слинять, и он вспрыгнул на стол пилорамы, чтобы соскочить в кустарник за столбами навеса и удрать по тропинке в поселок… Но тут волк прыгнул вторично и в силу какого-то чисто статистического стечения вероятностей, лишь нижней челюстью и одной лапой зацепил свою упрямую жертву. Веня взвизгнул почти так же громко, как пилорама, дожевавшая свою порцию дерева, присел — и тут его подхватила подошедшая за новым бревном лапа подавателя… мелькающие ржавыми, не успевшими очиститься зубьями, вертикальные пилы получили новую работу. Страшный, непохожий на человеческий, крик оборвался почти одновременно с шумом механизма: что-то странное, с чем не смогла справиться бегущая и вращающаяся сталь, заставило пилораму остановиться. Несколько мгновений царила полная, всеобъемлющая тишина, затем нечто теплое и жидкое закапало на замусоренную землю. Зверь брезгливо потянул ноздрями воздух и, если бы он мог пожать плечами в недоумении, он бы обязательно сделал это. В следующее мгновение он исчез бесследно и беззвучно. Прошли долгие минуты. Кровь, стекающая под пилораму, образовала лужу, блестящую в лунное свете, как растопленная смола. Тяжело ступая, из темноты вышла пятнистая корова со свежей раной на шее. Шумно вдохнув теплый сытый запах, она опустила в лужу морду и принялась с удовольствием пить…

Четверг, 21 августа, 00.00.

Ночная дискотека, посвященная очередной годовщине Августовской демократической революции, в санатории УВД была в полном разгаре. С помощью этого мероприятия администрации санатория рассчитывала поправить свои финансовые дела, пошатнувшиеся из-за затянувшегося ремонта, поэтому пускали не как обычно, только своих, а всех, кто платит, и в результате компания была пестрая, бестолковая и пьяная, а дежурный полисмен из райотдела, которого по советской привычке еще именовали ментом, сквозь пальцы смотрел на некоторые недопустимые, согласно обычного порядка, вещи. Вмешивался он, как правило, только когда возникала пьяная свара, или кто-то, перебрав у стойки бара, пускался во все тяжкие, либо просто норовил свалиться под ноги танцующих и уснуть. Тогда по его знаку появлялись два плотных массажиста из санаторной обслуги с повязками на рукавах и аккуратно ликвидировали острый момент.

Ближе к полуночи внимание полисмена привлекла группа малолетних недоносков из лагеря, но они, видимо, выкурили свою «травку» еще по дороге, к бару почти не подходили, очевидно, денег было у них негусто, время от времени приглашали попрыгать или потереться на танцплощадке своих поселковых знакомых и в конфликты не ввязывались, но, зная их привычки, блюститель справедливо полагал, что они, скорее всего, присматривают себе какого-нибудь пьяненького буратину с деньгами, чтобы, провожая его, в укромном месте почистить ему карманы, поэтому неополицейский уделял внимание не только их перемещениям, но и тем, кто подходил в качестве кандидатуры на потерпевшего. Естественно, что он не мог не отметить двух подвыпивших парней, бледность которых выдавала в них недавно приехавших на побережье. Этими «новичками» были Ян и Саша. Яна он выделил сразу по появлении, когда тот упорно желал расплатиться за вход валютой, причем в маврикийских рупиях, по пять тысяч за себя и за своего друга. Наконец, им удалось поладить с кассиром на прибалтийских марках, и они прошли к стойке, где сразу попали в фокус ненавязчивого внимания подростков.