Черный бор - [147]
Ближайшими следствиями понимания Валуевым сущности религиозного процесса как личного, индивидуалистического переживания является, во-первых, то обстоятельство, что Валуев не обратил внимания и не принял участия в теоретической разработке и практической организации русского «церковного прихода», достаточно ярко поставленного правительственному вниманию уже в эпоху 60–70-х годов славянофилами, как, например, князь Черкасский, Д. Самарин, И. С. Аксаков и др. Но Валуев не был расположен к славянофилам; свое нерасположение к славянофильству он подчеркивал в «Дневнике» неоднократно[138].
Валуев был западник; и в качестве умеренного западника он удержал религию, но как личное достояние, а не как общественную силу… А потому в качестве министра внутренних дел и ограничился только активным содействием устройству земской, хозяйственной волости. Между тем, с точки зрения религиозно-церковных целей и идеалов, между той и другой организацией замечается существенное различие. Чтобы понять сходство и различие между этими историческими проявлениями общинной жизни, т. е. между приходом и земской волостью, достаточно познакомиться с обликом последней, как он обрисовывался и сфотографировался за последнее время в русской литературе…
Задачи и круг дел всесословной волости и объединенного ею сельского населения рисуются так. Они могли бы заботиться об установлении врачебно-санитарного надзора: а) медицинской помощи; б) о школьном и внешкольном образовании народа; в) об открытии сельских богаделен; г) об открытии общественных лавок; д) об организации мелкого кредита; е) об опытных и образцовых полях, фермах, о складах сельскохозяйственных орудий, семенах и корнеплодах; ж) о разведении улучшенной породы скота; з) о поощрении садоводства и т. п.; и) о принятии мер к осушению оврагов; к) о борьбе с общественными недугами и т. п.
Все, кажется, сказано и исчислено! Но все это не одухотворено, не связано высшей идеей — не согрето светом церковно-христианского настроения… Все перечислено — не забыты и меры об улучшении скота и корнеплодов — но не указано, что администрация должна заботиться об улучшении души человеческой, об улучшении нравов, о созидании корней жизни: веры и благочестия. Таким образом, христианизация отставлена от первой ступени государственной жизни.
Устранивши Церковь и религиозный интерес из общественной и государственной среды, Валуев, в противоречие с самим собой, в противоречие высказанным в записке 1855 г. «Думы русского»[139], не вошел в серьезное рассмотрение быта и жизни духовенства, не способствовал своим влиянием улучшению экономической независимости духовенства. Интересы духовенства как сословия были чужды ему… Это второе следствие индивидуалистического понимания Валуевым религии. Наконец, третье следствие: устранивши социологический момент в религиозном процессе, Валуев просмотрел подлинное лицо того боевого социализма, который во дни его жизни вышел из подземелья и глубоко потряс русское общество кровавой катастрофой 1 марта… Чем воодушевлялись, хотя и ложно, чем оправдывали себя, хотя казуистически, некоторые из злополучных виновников кровавого дела?! Увы! Они замаскировались христианскими словами!
В эти-то годы на русской почве зародилась та религия социализма, которая впоследствии, в 90-е годы, вновь возродилась в форме марксизма по чужому образцу… Что же ответил Валуев этим фанатически-исступленным чаяниям русских социалистов? Валуев ответил уже известными словами: «Христианские начала… заключают в себе единственный на земле осуществимый идеал равенства…; но они не вводятся в жизнь ни законами, ни административными распоряжениями… Они могут быть только проповедуемы: силой слова и силой примера».
Но насколько непоследователен был Валуев — видно из того, что уже статьей «Воспитание и Образование» он сам доказал, что государство может влиять на нравы общества и законодательным путем, например, путем школьной организации…
Если бы вспомнил граф Валуев нечто другое, недавнее из его административного наблюдения, то он усмотрел бы и другие пути для разрешения социальных вопросов, а именно программные слова апрельского доклада графа Лорис-Меликова Государю-императору Александру II. В числе мер для прекращения внутренней смуты, наряду с возвышением «нравственного уровня духовенства» и др., упомянуто и «установление отношений нанимателей к рабочим»[140].
Но Валуев и эту меру устранил из государственно-социальной программы, как позабыл про реформу Церкви…
Граф Валуев с искренним состраданием писал фразу: «Кому льются слезы человека? Их льется так много! К кому возносится молитва обездоленного труженика, с трепетом помышляющего о бедствиях, угрожающих его семейству?» — но далее молитвы он не пошел в мерах заглушения слез и устранения бедствий.
Вообще, церковно-религиозная политика графа Валуева носила в себе зародыши программы, впоследствии усвоенной и выработанной той общественной группой и тем направлением общественной мысли, которые долгое время именовались западничеством, а теперь называются конституционно-демократической группой. Он был неожиданным предшественником современных правых кадетов!
«Два разных потока приобретают в наше время возрастающее влияние в сфере мысли и жизни: научный, вступивший в борьбу с догматическими верованиями, и религиозный, направленный к их защите и к возбуждению интенсивности церковной жизни. С одной стороны, успехи опытных наук, разъяснив многое, что прежде казалось непостижимым, наводят на мысль, что самое понятие о непостижимом преимущественно опиралось на одно наше неведение и что нельзя более верить тому, чему мы до сих пор верили. С другой стороны, практика жизни и всюду всколыхавшаяся под нами гражданская почва возвращают во многих мысль к убеждению, что есть нечто, нам недоступное на земле, нечто высшее, нечто более нас охраняющее и обеспечивающее, чем все кодексы и все изобретения, нечто исключительно уясняющее тайну нашего бытия – и что это нечто именно заключается в области наших преемственных верований.
«– Опять за книгой, – сказала сердито Варвара Матвеевна, войдя в комнату, где Вера сидела у окна за пяльцами, но не вышивала, а держала в руках книгу и ее перелистывала. – Урывками мало подвинется работа, и ковер к сроку не поспеет.– Я недавно перестала вышивать, тетушка, – сказала молодая девушка, покраснев и встав со стула, на котором сидела. – Я целое утро работала и только хотела дать глазам поотдохнуть…».
«Грустно! Я болен Севастополем! Лихорадочно думаю с вечера о предстоящем на следующее утро приходе почты. Лихорадочно ожидаю утром принесения газеты. Иду навстречу тому, кто их несет в мой кабинет; стараюсь получить их без свидетелей: досадно, если кто-нибудь помешает мне встретиться наедине с вестью из края, куда переносится, где наполовину живет моя мысль. Развертываю „Neue Preussische Zeitung“, где могу найти новейшие телеграфические известия. Торопливо пробегаю роковую страницу. Ничего! Если же есть что-нибудь, то не на радость.
«Четырнадцать лет тому назад покойный профессор Кавелин, стараясь определить задачи психологии, отозвался в следующих выражениях о тогдашнем направлении человеческой мысли, настроении духа и состоянии общественных нравов в христианском мире…».
«1 января 1861 г. Утром во дворце. Заезжал два раза к гр. Блудову. Записывался по обыкновению в швейцарских разных дворцов. Все это при морозе в 17°.Обедал у Вяземских. Вечером дома…».
«Существует целый ряд тягостных фактов, на которые кажется невозможным не обратить серьезное внимание.I. Правительство находится в тягостной изоляции, внушающей серьезную тревогу всем, кто искренно предан императору и отечеству. Дворянство, или то, что принято называть этим именем, не понимает своих истинных интересов… раздроблено на множество различных течений, так что оно нигде в данный момент не представляет серьезной опоры…».
Блаженный Августин родился в Африке, в городе Тагасте. Воспитывала его мать, благочестивая христианка Моника. Образование он получил в Карфагене. В качестве преподавателя риторики Августин прибыл в Медиолан в период епископства святителя Амвросия († 397, память 7 декабря). Под руководством святителя Амвросия Августин изучил Священное Писание. Слово Божие произвело в его душе коренной перелом — он принял святое Крещение, раздал все свое имение бедным и постригся в иноческий образ. В 391 году епископ Иппонийский Валерий посвятил святого Августина в сан пресвитера, а в 395 году — в сан епископа и назначил викарием Иппонийской кафедры.
По мнению автора этой книги, призвание христианского проповедника заключается не в проведении еженедельных взбадривающих духовных бесед о том, как выжить в современном мире. Сам Бог, Его величие, истинность, святость, праведность, мудрость, суверенность воли, благодать — вот что должно стать обязательной частью любой проповеди. Проповедник должен дать верующим возможность каждую неделю слышать проповеди о величественной красоте Господа, чтобы они могли утолить свою жажду по Богу.
Вера Святых. Первый Божий Закон. Десять Заповедей, данных МоисеюСвятитель Николай Сербский (Велимирович)
В основе теологического комментария к Откровению Святого Иоанна Богослова лежит лекция, прочитанная Д. В. Щедровицким в начале 1990-х годов. В комментарии рассматривается существенная часть основных пророчеств заключительной книги новозаветного канона — и их точное исполнение в течение веков. Начальная часть лекции опубликована в журнале «Порталы вечности» (2004).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Родился в Москве в аристократической семье. Князь. Учился в императорском Александровском Лицее. Покинул Россию в 1920 г. Закончил свое образование в Париже и Лувене. Студентом издавал журнал «Благонамеренный» (1926 г.). Постригся на Афоне 5 сентября 1926 г. Рукоположен в 1927 г. в г. Белая Церковь (Югославия). Один из организаторов православного прихода храма Христа Спасителя в г. Аньер (Франция) близ Парижа. Настоятель Свято-Владимировского храма в Берлине (1932-1945). Издавал журнал «За Церковь» (Берлин, 1932-1936). Во время войны вел миссионерскую работу среди русских военнопленных.
Л. Д. Зиновьева-Аннибал (1866–1907) — талантливая русская писательница, среди ее предков прадед А. С. Пушкина Ганнибал, ее муж — выдающийся поэт русского символизма Вячеслав Иванов. «Тридцать три урода» — первая в России повесть о лесбийской любви. Наиболее совершенное произведение писательницы — «Трагический зверинец».Для воссоздания атмосферы эпохи в книге дан развернутый комментарий.В России издается впервые.
Автор книги — дочь известного драматурга Владимира Масса, писательница Анна Масс, автор многих книг и журнальных публикаций. В издательстве «Аграф» вышли сборники ее новелл «Вахтанговские дети» и «Писательские дачи».Новая книга Анны Масс автобиографична. Она о детстве и отрочестве, тесно связанных с Театром имени Вахтангова. О поколении «вахтанговских детей», которые жили рядом, много времени проводили вместе — в школе, во дворе, в арбатских переулках, в пионерском лагере — и сохранили дружбу на всю жизнь.Написана легким, изящным слогом.
Автор книги — дочь известного драматурга Владимира Масса, писательница Анна Масс, автор 17 книг и многих журнальных публикаций.Ее новое произведение — о поселке писателей «Красная Пахра», в котором Анна Масс живет со времени его основания, о его обитателях, среди которых много известных людей (писателей, поэтов, художников, артистов).Анна Масс также долгое время работала в геофизических экспедициях в Калмыкии, Забайкалье, Башкирии, Якутии. На страницах книги часто появляются яркие зарисовки жизни геологов.
Книга знакомит с жизнью Т. А. Луговской (1909–1994), художницы и писательницы, сестры поэта В. Луговского. С юных лет она была знакома со многими поэтами и писателями — В. Маяковским, О. Мандельштамом, А. Ахматовой, П. Антокольским, А. Фадеевым, дружила с Е. Булгаковой и Ф. Раневской. Работа театрального художника сблизила ее с В. Татлиным, А. Тышлером, С. Лебедевой, Л. Малюгиным и другими. Она оставила повесть о детстве «Я помню», высоко оцененную В. Кавериным, яркие устные рассказы, записанные ее племянницей, письма драматургу Л. Малюгину, в которых присутствует атмосфера времени, эвакуация в Ташкент, воспоминания о В. Татлине, А. Ахматовой и других замечательных людях.