Черный ангел - [11]

3

Вечером, около девяти часов я подкатываю к зданию городской судмедэкспертизы. Несмотря на поздний, в принципе, час, в одном из окон на первом этаже горит яркий свет. Это как раз кабинет Головина. Ничего другого я и не ожидал, он редко когда уходит домой раньше десятого часа, поэтому и приехал так, чтобы все остальные служащие сего заведения рассосались по домам.

Через щелку между белыми плотными занавесками вижу, что эксперт дядя Миша сидит, низко склонившись над столом за столом, и строчит бумаги так, что над ним клубится пар. Дверь закрыта на замок и мне приходиться нажимать на кнопку звонка и долго ждать, пока Головин соизволит оторваться и открыть двери.

— А, это ты, Лысков?

— Я. Коньяк заказывали? — спрашиваю я, как только вижу вспотевший от напряженной работы лоб Михал Михалыча. — Армянский.

Головин, выставив вперед правую ногу, чтобы не брать через порог, принимает от меня завернутую в хрустящую бумагу бутылку и благодарит снисходительным кивком.

— Извини, что не приглашаю, Сережа, но у меня очень много работы. Сегодня весь день с господином прокурором разбирался. Только недавно закончил. Теперь все результаты надо оформить в надлежащем для чтения виде. Как минимум, до часу ночи проваландаюсь. Слышно, завтра из столицы целая комиссия высококомпетентных следователей прибывает в связи с этим убийством, как будто у нас своих нет, так что имею приказ: к их приезду все закончить.

— Ничего нового не обнаружили, Михал Михалыч?

— Да, в принципе, все так и оказалось, как я сказал. Конечно, вся процедура экспертизы еще до конца не закончена. Но свою часть работы я выполнил.

— А от чего он умер?

— Умер? Известно от чего: оттого, что сердце остановилось.

Наверное, Головин и впрямь переутомился, потому что стал предельно лаконичен.

— А от чего сердце остановилось? — настаиваю я, так как эта лаконичность меня не устраивает.

— Чтобы не загружать тебя специальными терминами, скажу, что он умер оттого и после того, как с него содрали кожу.

Ни фига себе! Я и раньше-то не особо завидовал Перминову, а теперь и подавно не хочется когда-нибудь оказаться на его месте. Но ведь даже собака на живодерне и та кусается, а ведь человек не собака. А может первоначальные предположения неправильны? И преступников было несколько… Должен же был кто-то держать его!

— Вы хотите сказать, что Перминов был жив, пока все это происходило?

— Не только жив, но еще и в полном сознании. Чтобы он не вырубился, ему вкололи какой-то препарат. Что-то похожее на сукцинилхолинхлорид. Точно названия препарата сказать пока не могу. Токсикологи сегодня резину протянули, анализа еще не сделали. Короче, он был как бы парализован, но находился в сознании.

— Значит, он понимал, что происходит?

— Еще как!

— Преступник был один?

— Скорее всего. Но если их было двое или больше, то остальные были только зрителями и не продвинулись дальше порога комнаты. Но все говорит за то, что в квартире Перминова, кроме него, был только одни человек — его убийца. Сначала он оглушил хозяина ударом по голове: на том необычном бокале, который ты имел удовольствие видеть, осталась гематома от удара. Потом он сделал ему укол и, дождавшись пока тот придет в себя, дал волю своей буйной фантазии.

— А такого сорта препарат, про который вы толкуете, его легко можно достать?

— Дорогой мой, — улыбается Головин, — при таком борделе, как у нас, достать можно все, что угодно. Хоть черта лысого… Извини, это я не о тебе. Были бы деньги, вот что главное.

На такой вот оптимистической ноте Михаил Михаилович Головин делает шаг в двери, давая понять, что аудиенция на пороге закончена. Я быстро вынимаю из наружного кармана куртки давно заготовленную пачку сигарет «Captain Black».

— Угощайтесь, дядь Миш.

Обычно, я курю красный «LM», но на этот раз изменил своим привычкам, чтобы подольше удержать Головина возле себя, который никогда не устоит перед мелкими радостями жизни, в том числе и перед дорогим табаком. Ежедневные общения с покойниками, превратили его в эпикурейца, который лучше других понимает, что пока есть возможность, нужно не в чем себе не отказывать, в особенности, когда эти возможности предлагают тебе на халяву.

Вот и сейчас, он смотрит на протянутую пачку, вздыхает и вытягивает из нее длинную черную сигарету.

— Михаил Михайлович, по-вашему, какой бы вы составили психологический портрет совершившего убийство маньяка?

— Убийца не маньяк, — выпустив дым прямо мне в лицо, ни на секунду не задумываясь, уточняет он.

— Помнится утром, вы предполагали совсем другое.

— Я имел в виду, что он какой-то неправильный маньяк. Не такой, как остальные. Утром в моем распоряжении не было полных данных экспертизы. Дело в том, что во всех подобных преступлениях, когда маньяк-убийца издевается над своими жертвами, так или иначе, присутствует сексуальный мотив. Вы случайно не читали про такого скромного американского парня по имени Джеффри Дамер?

— Не доводилась. А что?

— Жутковатый был человечек. Завлекал к себе в дом гостей, в основном мужчин или подростков. Усыплял, оглушал или каким еще либо способом лишал их сознания. Потом несколько дней держал в наручниках и постоянно насиловал их, а когда это надоедало, убивал свои жертвы, как мясник разделывал их трупы, часть которых растворял в кислоте, а частью, в основном мягкими тканями, лакомился вволю. И так на протяжении нескольких лет подряд. Позже полиция обнаружила в его шкафу целую коллекцию черепов. Зачем я вам это рассказываю? А затем, что по сравнению с Дамером, убийца прокурора — агнец невинный. Но дело не в этом. Дело в том, что в подавляющем большинстве подобных случаев убийца насилует свои жертвы. Это то, что отличает данное преступление от всех других похожих. Давным-давно доказано, что маньяками обычно становятся люди с сексуальными расстройствами, которые не могут вести полноценную половую жизнь. С Перминова содрали по кускам кожу. У него отрезали все, что можно отрезать, но его не трахали! Это точно.