Черные шляпы - [19]

Таксист, который вез Уайатта к «Морнинг Телеграф» на пересечении Пятнадцатой улицы и Восьмой авеню, добавил изрядный колорит в эту поездку, в частности, рассказав, что газета занимает здание, в котором раньше были конюшни городского конного транспорта, пока вагоны не перевели на электрическую тягу.

— Сразу и не подумаешь, что в этом районе можно наткнуться на газету, — сказал водитель, низкорослый крючконосый парень в синей клетчатой кепке, когда им оставалось ехать еще пару кварталов. — Вы слышали про Парковый Ряд?

— Нет.

— Ну, это, считай, что Газетный Централ в этом городишке. Там располагается большинство ежедневных газет. Конечно, «Телеграф» — это вам не все эти дешевые бумажки.

— Точно.

— Ну да, вы же туда едете. Вы должны знать.

Конечно, он знал, что газета, в которой работает его старый друг Бэт, специализируется на театральных, финансовых и спортивных новостях, начиная с бегов и заканчивая боксом.

Он не стал давать болтливому таксисту чаевых больше, чем собирался, то есть пять центов, и вскоре со своим саквояжем продирался сквозь заполнявшую двухэтажное здание толпу, над которой висело облако табачного дыма, раздираемое грохотом пишущих машинок. Здесь стояло множество заваленных бумагами маленьких столиков, за которыми работали и курили секретари в рубашках и без пиджаков, кроме крайних столиков, где посреди чернильниц лежали готовые статьи, их проверяли перед тем, как отдать в печать. Пройти было непросто, поскольку в проходах стояли кучки людей, громкоголосые парни в кричащей одежде и котелках или соломенных шляпах, потягивающие сигаретки и мусолящие дешевые сигарки. Они принадлежали миру азартных игр и шоу-бизнеса. Тем временем девушки с короткими прическами, похожие на хористок, сидели за столами, из-под которых виднелись их хорошенькие ножки, и терпеливо полировали себе ногти, ожидая репортеров, грохочущих по клавишам машинок и спешащих поскорее разделаться с работой, чтобы отправиться развлекаться.

Уайатт ни у кого не спрашивал, куда ему идти, поскольку на самом деле мало кто из этих людей работал здесь. Он уже увидел Бэта сквозь стеклянное окно, в одном из четырех застекленных кабинетов, которые находились в дальнем конце зала. Бэт сидел спиной к нему, но его округлый череп и широкие для человека среднего роста плечи не позволяли ошибиться. Этот стрелок никогда не работал с пишущей машинкой, Бэт писал чернильной ручкой, царапая по листу писчей бумаги большого формата.

Уайатт постучал по переплету рамы, заставив задребезжать стекло, на котором было написано «СПОРТИВНАЯ РЕДАКЦИЯ», но не было имени Бэта. Бэт повернулся в кресле, и эти хорошо знакомые светло-голубые глаза под нависшими темными бровями расширились.

Они были разными с самого начала — Уайатт, высокий и подтянутый, и Бэт, на добрых восемь-десять сантиметров ниже, с широкой мускулистой грудной клеткой. Когда они встретились в лагере охотников на бизонов в 72-м, Уайатту было двадцать четыре, и он был опытным человеком во всем, что касалось жизни на границе, а Бэту было семнадцать, и он был совершеннейшим новичком.

Но прошло еще недостаточно много лет, чтобы Уайатт не смог бы узнать эти светло-голубые глаза — умные, внимательные, зоркие и иногда, если это требовалось, холодные. Он хорошо помнил их, поскольку его глаза были такими же. Док однажды пошутил на эту тему, говоря о том, какой эффект должны произвести на «бедного жалкого негодяя» двое служащих закона, глядящие на него одинаковыми глазами привидений.

В рубашке, без пиджака, с коричневым галстуком, затянутым виндзорским узлом, и в отутюженных до хруста светло-коричневых брюках (на вешалке позади него висела куртка в тон брюкам и черный котелок с плоским верхом) Бэт выскочил из кресла, словно его выстрелили из пушки. Он затащил Уайатта внутрь, пожал ему руку с силой, которой хватило бы, чтобы толкнуть рукоять насоса, и усадил на софу с кожаными подушками, стоявшую под рядами окон, спиной к основному залу. Уперев руки в бедра, Бэт ухмыльнулся, покачал головой и прокашлялся, глядя на своего старого друга.

— Уайатт, ты почти не изменился, — сказал он. — Только волосы стали седыми, вот и все. Я уж точно знаю, что это не от здорового образа жизни!

Бэт, если учесть, что ему уже было под семьдесят, тоже не слишком изменился. Небольшой животик да в волосах стало больше соли, чем перца. И аккуратно подстриженные усы куда-то делись. Но даже сейчас лицо Бэта продолжало оставаться мальчишеским, нос картошкой и подбородок с ямочкой.

— Бартоломью, — обратился к нему Уайатт, — тебя, похоже, неплохо кормят.

Легкая улыбка, и на пухлых и розовых, словно у ребенка, щеках появились ямочки. Труженик пера оценил скрытую насмешку, выраженную столь кратко, поскольку Бэт терпеть не мог свое полное имя Бартоломью и давным-давно забыл про всякие там Уильям Беркли Мастерсон.

Бэт пододвинул свой вращающийся стул и сел напротив Уайатта, положив руки на колени, на сей раз улыбнувшись во всю ширь.

— Если ты подразумеваешь, что я состарился, то позволь сказать тебе, что я на прошлой неделе начистил табло парню изрядно помоложе меня в вестибюле «Уолдорф-Астории».