Чёрные мундиры. Книга первая. Линии мира - [10]

— Не волнуйся, отец, я всегда буду приходить в гости как только будет возможность. — Форс обнял отца и добавил: — Я всегда буду гордиться тобой и мамой.

— А мы всегда гордились тобой, сынок. Мать всегда говорила, что ты не такой, как все. Что ж, раз уж твой дар бесполезен для нас, пусть он послужит на благо освобождения Иргента и приблизит окончание войны.

Форс вздохнул, вспоминая, что сам перекрыл свой дар клятвой, данной внутри священного дерева, и его силы, постепенно ослабевая, скоро покинут его.

— Скажи, исчезновение Синхи как-то связано с тобой?

При каждом воспоминании о Синхе Форс метался между чувством привязанности и сопутствующей болью, и безусловной любовью, которая позволяет отпустить боль и принять свой путь.

— Нет, отец, её забрали другие люди. — Решил соврать Форс, дабы не беспокоить отца и селян понапрасну. — Её дар тоже пойдёт на благо освобождения планеты, так что за неё можешь не беспокоится.

Туман ещё не опустился на поля и леса вокруг холма, но сгустившаяся мгла уже укутала окрестности покровом ночи. Дозорные уже заступали на свои посты, и передовой пост услышал вдали на тропе звуки шума. Они отличались от монотонного пения ночных птиц и насекомых, и напоминали скорее голоса и смех людей. Через некоторое время сквозь мглу начали отчётливо проступать огоньки. Звуки то затихали полностью, то возобновлялись с новой силой. Через некоторое время дозорный уже отчётливо различал голоса людей и видел факелы, освещавшие их лица. Он побежал в селение чтобы предупредить дозор о приближающихся людях.

Через несколько минут на краю селения, рядом с постом, уже стояла толпа в двадцать человек, освещавшаяся тремя факелами. После исчезновения девочки они уже были готовы к худшему, в толпе раздавались слова о разбойниках и о том, что Синху уже нашли мёртвой. Однако чем ближе подходили шедшие по тропе люди, тем отчётливее слышались их смех и радостные песни.

Подойдя к селению совсем близко, эти люди начали радостно приветствовать селян. Их одежды, сотканные из плотной ткани болотного цвета, и большие рюкзаки за плечами, выдавали в них знакомых всем ополченцев. Один из них, шедший впереди, подошёл к селянам первым и, поприветствовав их поклоном, сказал:

— Ну наконец-то добрались! — на лице молодого парня сияла искренняя улыбка.

— Было темно, заплутали малость. — сказал другой ополченец.

— Ну ничего себе малость! — весело добавил третий.

Всего пришедших было не больше восьми человек. У путников с собой были тяжёлые рюкзаки, кандалы, верёвки, палки...

— Приветствуем доблестное ополчение! — вышел из толпы селян отец Форса, почитаемый здесь за главу селения. — Я есть Есур, основатель этого села, и я решаю кому и насколько здесь останавливаться. Да будет вам известно, что ввиду пропажи человека вчера утром, у нас в селе повышенные меры безопасности. Потому прошу вас ответить на вопросы о том, кто вы и с чем пожаловали.

— Из отряда вышел вперёд коренастый мужчина, по возрасту явно самый старший из ополченцев, и стало быть, более опытный и почитаемый как командир отряда.

— Приветствую тебя! — поклонился он. — Я командир отряда, Арангал, я пришёл в это селение с особым поручением вместе со своим отрядом! Известно ли селянам такое имя как Форс?

— Известно. Это мой сын. — ответил Есур.

После нескольких секунд повисшей паузы, в тиши которой раздавалось только шипение и треск горящих факелов, явно удивлённый таким поворотом событий командир ополченцев продолжил:

— Нам поручили доставить вам особое приглашение посетить вместе с сыном центр обучения в жёлтой долине. — не отрывая глаз от Есура, он достал из кармана бумагу с соответствующей печатью. — В нашем центре прознали о вашем сыне и хотели бы сотрудничать с вами во имя нашей общей цели. Мы шли сюда довольно долго и не рассчитали время, ваши дома находятся в далёких и диких краях, потому мы вынуждены потревожить вас в столь поздний час.

После недолгих переговоров всех ополченцев приняли в село. Из рюкзаков они достали ткани и балки, и стали разворачивать свой походный шатёр, в котором отряд разместился, дабы не тревожить селение. Пятеро из ополченцев на ночь усилили ряды дозора а трое пошли к Есуру в дом.

Деревянный купол дома встретил их накрытым столом. По центру здания стоял камин, на котором можно было готовить еду, ближе к крайнему окну, выходящему на центр села, стоял стол, и на нём стояли разогретые Ирдит угощения.

— Говорят, есть надо с утра и днём, — Арангал смотрел на яства, и в глазах его читалось желание насытиться после долгой дороги, — но мы едим и на ночь, ибо в дозоре голодным пребывать не очень-то весело.

— Да у нас все мужики таскают с собой в дозоры что-нибудь перекусить. — мать Форса принесла на стол очередные две тарелки с вкусностями. — Так что угощайтесь!

— Мать была для Форса воплощением добра и женственности. Сорокалетняя женщина по имени Ирдит, она воспитала старшего сына, выносив его полгода в скитаниях по различным землям, она родила ещё двоих, в их семье всегда царили лад и гармония, и всё благодаря её трудам. Она с любовью делала всё: готовила, занималась по дому, сеяла, воспитывала его с сестрой и братом. Форс понимал, что её заботы всегда будет не хватать, когда он уйдёт с ополченцами в далёкие края.