Черные монахи пламени - [7]

Родная звезда человечества была так далека, что не имела ярко выраженного диска, и все же, без сомнения оставалась самым ярким видимым объектом. В ее мягком желтом свете два человека предались неторопливым размышлениям, и Филипп Санат почувствовал, как на него нисходит умиротворение.

Два дня спустя «Пламя сверхновой» совершило посадку на Землю.

Филипп Санат позабыл о восторженном трепете, охватившем его, как только его сандалии соприкоснулись с твердым дерном земли, стоило ему увидеть ласинукских чиновников.

Они выглядели совсем как люди — во всяком случае, как гуманоиды.

На первый взгляд, преобладание человекоподобных характеристик затмевало все остальное. Строение тела ничем существенным не отличалось от человеческого.

Тело с четырьмя конечностями, двуногое, пропорция рук и ног довольно хорошие, шея четко обозначена — все это изумляло, бросалось в глаза.

Потребовалось несколько минут, прежде чем отдельные нюансы, свидетельствовавшие о разнице между двумя расами, вообще начали замечаться.

Основными из них были чешуйки, покрывавшие голову, и тусклые линии на коже, идущие вдоль позвоночника вниз, до середины бедер. Само лицо с плоским, широким, покрытым мельчайшей чешуей носом производило скорее отталкивающее впечатление, но ничего грубого в нем не было.

Одежда отличалась легкостью и простотой, а речь — довольно приятно воспринималась ухом. Но, что было более важным, в их темных, блестящих глазах светился неподдельный разум.

Порин с нескрываемым удовлетворением заметил удивление Саната, когда тот впервые увидел вегианских рептилий.

— Вот видишь, — кивнул он, — их внешность не столь уж и чудовищна. Ну, и чего ради должна существовать ненависть между людьми и ласинуками?

Санат не ответил. Конечно же, наставник был прав. Слово «ласинук» так долго ассоциировалось в его сознании с понятием «чужак» и «монстр», что, вопреки знаниям и логике, он подсознательно ожидал увидеть этакое сверхъестественное чудовище.

Однако, перекрывая вызванную этим фактом растерянность, возникло липкое, неотвязное чувство неприязни, переходящее чуть ли не в ярость, пока властные, говорящие по-английски ласинуки проводили досмотр.

На следующий день они отправились в Нью-Йорк, крупнейший город планеты.

В историческом окружении этого невероятно древнего метрополиса Санат на время позабыл обо всех заботах Галактики.

Для него настал великий момент, когда он оказался перед похожим на башню сооружением.

Вот он, Мемориал!

Мемориал являлся величайшим монументом Земли, символизирующим родину человеческой расы, и как раз была среда, тот день, когда двоим людям поручалось «охранять Пламя». Оставшись в Мемориале, они следили за трепещущим желтым огнем. Порин уже договорился, что на этот раз выбор падет на них — на него и Саната — поскольку они были лоаристами, только что прибывшими издалека.

С наступлением сумерек они остались вдвоем в просторном Зале Пламени Мемориала. В мрачной полутьме, освещаемой лишь судорожными вспышками танцующего желтого огня, на них снизошло полное умиротворение.

Некая аура скапливалась в этом месте, смягчая все душевные борения.

Тени, подрагивая, покачиваясь за колоннами протянувшихся в обе стороны длинных колоннад, плели свою гипнотическую сеть.

Постепенно Санат погрузился в полудрему, пристально вглядываясь слипающимися глазами в пламя, пока живое биение огня не превратилось в туманную, безмолвную фигуру.

Но достаточно слабейшего звука, чтобы нарушить мечтательность, особенно в царящей вокруг глубокой тишине. Санат неожиданно напрягся и больно ухватил Порина за локоть.

— Прислушайтесь! — прошептал он.

Порин, насильственно вырванный из мечтательной дремоты, тревожно взглянул на своего молодого спутника, потом молча приложил руку к уху.

Тишина стала еще более глубокой, давление ее ощущалось чуть ли не материально. Потом издалека донеслось едва уловимое шарканье подошв по мраморному полу. Слабый, почти на грани восприятия, шепот и вновь тишина.

— Что это? — растерянно спросил Порин. Санат уже вскочил на ноги.

— Ласинуки! — Его лицо превратилось в маску ненависти и возмущения.

— Не может быть! — Порин хотел придать своему голосу холодную уравновешенность, но его всего трясло от злости. — Это было бы неслыханным событием. Нам просто чудится. Нервы обострились от тишины, и ничего больше. Скорее всего, это кто-то из служителей Мемориала…

— В среду после захода солнца? — резко сказал Caнат. — Это так же противозаконно, как вторжение ласинукских ящеров, и еще более неправдоподобно. Мой долг хранителя Пламени — узнать, в чем там дело.

Он уже собирался шагнуть к скрывающимся в тени дверям, когда Порин схватил его за руку.

— Не стоит, Филипп. Повременим до рассвета. Одному, может, даже не удастся рассказать, что там произошло. Да и что ты сможешь сделать, если обнаружишь, что ласинуки вторглись в Мемориал? Если ты…

Но Санат не стал слушать дальше.

Резким движением он вырвал руку из бессильной хватки спутника.

— Оставайтесь здесь. Пламя необходимо охранять! Я скоро вернусь.

Почти мгновенно проскочив половину просторного, мощенного мрамором зала, Санат осторожно приблизился к стеклянной пластине двери, выходящей на темную спиральную лестницу, ведущую в кромешный мрак, к покинутым помещениям башни.