Черные крылья Ктулху • 2 - [29]

Дуайт убеждал себя, что безумная история — лишь плод воображения старого болвана. Наверняка его подослал начальник, чтобы разыграть Дуайта перед отпуском. Это вполне в его духе. В любую минуту Кастро, сам начальник или кто-то еще раскроют карты.

— Миссис Никерсон, вас заметно взволновали последние подробности моей истории. Позвольте успокоить вас: в те времена многие были рыбаками, насильниками и работорговцами в одном лице.

Кастро продолжил рассказ, не дожидаясь реакции Эдит:

— Как и мы когда-то, первые английские поселенцы прибыли сюда, спасаясь от гонений. Они расселились вокруг бухты, иной раз в пределах слышимости от алтарей, на которых мы приносили в жертву кошек, но в таких случаях притворялись глухими, ведь репутация этих животных в те времена была, мягко говоря, сомнительной. Миссис Никерсон, я вижу, что вы вновь потрясены, но ничего не поделаешь — ваших предков действительно не волновала судьба бедных котиков.

Руки Кастро по-прежнему были сложены, но теперь двигались будто по собственной воле. Они неритмично дергались то назад, то вперед, то вверх, то вниз, словно их притягивали неведомые полюса. Это вконец взбесило Дуайта, но он так и не нашел слов, чтобы заставить старика остановиться. По крайней мере Эдит, благослови ее Господь, собралась с духом, чтобы съязвить:

— Мистер Кастро, вы всерьез считаете, что мы поверим россказням о том, что Провиденс основали ведьмы?

— Ну что вы, миссис Никерсон, — спокойно поправил ее старик, — ведьмы любят кошек. Большинство ваших предков допускали ту же ошибку, что и вы, и никто даже не пытался осознать всю глубину пропасти, отделяющей мои верования от ваших дурацких суеверий. Однако число ваших предков неукротимо множилось, и со временем они стали селиться все дальше от берега. То, что творилось за Котовьей тропой, стало понемногу их беспокоить, и они решили выгнать болотных жителей из их векового пристанища. В спешном бегстве жертвы ненависти рассеялись кто по необжитым лесам, кто по далеким портам, где никто их не знал и не ведал о путях, ведущих к бессмертным сущностям, способным преумножить людскую мудрость и сделать человека неуязвимым как для ему подобных, так и для самого времени.

Дуайт решил, что теперь самое время для появления кукловода, если таковой существовал. Но черные настенные часы равнодушно тикали, и никто не появлялся.

— Между тем ваши невежественные предки яро стремились прогнать мой народ не только с обжитых земель, но и из памяти. Тогда мы считали это величайшим оскорблением, но время показало, что так было к лучшему. Среди этих лицемерных очевидцев нашего существования лишь Уильям Блэкстон сохранил дневник, в котором упоминалось о нас. Этот дневник сгорел вместе со всей библиотекой Блэкстона через несколько дней после его смерти.

— И это никому не показалось подозрительным? — осмелился спросить Дуайт.

— Уильям Блэкстон умер от вполне естественных причин. — Если это и было так, кривая усмешка Кастро вовсе не выглядела невинной, будто он все равно скрывал правду за завесой таинственности. — По слухам, шифрованные заметки о моем народе сохранились также у Роджера Уильямса, но их так никогда и не расшифровали. А возможно, он просто любил клеветать на всех своих соседей. Вы знаете, что его останки превратились в яблоневый корень?

Что? Дуайт опешил настолько, что даже не чувствовал под собой дивана, будто его ноги отнялись, а дух покинул тело.

— Мистер Кастро, вы действительно убеждены, что в нашем доме находится нечто принадлежащее вам? — спросил он. — Вас не затруднит сказать хотя бы, что это? Желательно уложившись в одно простое предложение.

Губы Кастро расплылись в блаженной улыбке. Или снисходительной? Его медные глаза, напротив, потеряли всякое выражение, став похожими на змеиные.

— Величайшие наставники моей религии скрывались в дебрях Катая^{13}. Новообращенным не хватило бы и трех жизней, чтобы сравниться с ними в мудрости.

Руки Кастро продолжали двигаться сами по себе, будто плетя «кошкину люльку» без веревки. Вот только формы, которые чертили пальцы старика, расплывающиеся и по спирали устремляющиеся одна к другой, не соединяясь, вызывали у Дуайта тошноту. Он чувствовал приближение беды, но у него все равно не хватало духа отвести взгляд.

— Наставников, в совершенстве овладевших секретными искусствами Катая, не могло быть слишком много — это неминуемо привело бы к бессмысленному и беспощадному конфликту, — и потому, познав главные таинства, я отправился странствовать и наконец осел в Луизиане. Там, на новом болоте, я несколько десятилетий учил новых последователей, пока очередные недоумки, возомнившие себя представителями закона, снова не прогнали нас. Меня поймали и уже готовы были казнить, но я прикинулся слабоумным метисом и обманул их. Стоило моим тюремщикам на секунду расслабиться, как я воспользовался своими религиозными знаниями и сбежал. «Разыграл расовую карту»^{14} — так, кажется, это теперь называется?

Кастро недовольно скривился. Его руки продолжали свою нечестивую пляску.

— Когда это было?

Эдит крепко сжимала бутылку «Эдмундо Дантеса», не выпуская ее из рук с того самого момента, как села на диван. С ее стороны было наивным считать, что после всех увиливаний Кастро даст ей прямой ответ.