Черные крылья Ктулху • 2 - [10]

Федору пришлось наклониться к пациенту, чтобы лучше слышать.

— О, мыши, они гораздо приятнее на вкус, когда пойманы за миг до спасения! И еще птички — они, кажется, счастливы умереть в моих когтях. Их глаза как самоцветы… Свет меркнет… Самоцветы проваливаются в вечность… сливаются там со звездами… Я едва ли способен думать, но за меня думает мое тело, когда я брожу в ночи. Неслышно плыву через глубокие тени… Другие коты и кошки — большую часть времени я избегаю их. Если я испытываю потребность в общении, я иду в дом… в этот дом!.. Через заднюю дверь… меня запускает внутрь девочка… Я знаю, что означает девочка, что означают люди, я хорошо это помню. Знаю, что в доме еда и уют. Я трусь спиной о ноги девочки, забираюсь к ней на колени. Здесь я позволяю себе расслабиться. Девочка просто обожает мои золотистые глаза. Она рассказывает матери и отцу Данну, который пришел с визитом, что кот понимает все, что она говорит. Она командует: иди за мной! И кот идет за ней. Она сообщает взрослым: «Я так думаю, он понимает, что я говорю вот прямо сейчас! Он не похож на других котов…»

Федор в задумчивости покачал головой. Сеанс проходил не так, как он планировал. Под воздействием этого препарата Роман не должен был быть способен к фантазиям. По своему составу препарат близок пентоталу натрия, «сыворотке правды», однако действует еще более эффективно. Он слой за слоем вскрывает воспоминания человека, истинные воспоминания… Но воспоминание Романа о том, как он был котом… Возможно, он вспомнил какой-то эпизод из детства, в котором воображал себя котом?

— Как… — Завороженный происходящим, Федор откашлялся, сердце его громко стучало в груди. — Как далеко простираются ваши воспоминания? До того, как вы были котом, до белой комнаты?

Роман негромко застонал:

— Как далеко… как глубоко… ночные призраки… Я пришел в этот дом повидать Данна. Из всех моих друзей по Клубу провиденсских литераторов-любителей ему я доверял более всех остальных. Удивительно вообще, отчего я так доверяю какому-то ирлашке — я ведь порой в открытую насмехаюсь над их братией из Норт-Энда, но тем не менее я люблю работать вместе с добрым старым Данном на его маленьком печатном прессе в подвале этого огромного, пахнущего плесенью старого дома. Я часто испытываю искушение принять его предложение и отведать вино, которое его отец хранил в том тайнике внизу. Но я этого не делаю. А Данн любит периодически отхлебнуть немного вина из отцовских бутылок. Потом доливает туда виноградный сок. Старый ирландский плут прячет бутылки от жены — она не одобряет его пристрастия к выпивке… Вино привезено из Италии, его поставляет старику один тамошний священник… Дорогой мой старина Данн! Как-то я даже написал за него речь, которую он потом с успехом произнес… Да, побыл «литературным негром» — удивительно и даже забавно думать о том времени, если принять во внимание, как долго я бродил по Провиденсу, от дома к дому, страшась Великой Бездны, которая распахнула надо мной свой зев в тот миг, когда я испускал последний вздох. Меня больше нет. Заметил ли это хоть кто-нибудь? — Он издал негромкий хриплый стон. — Что люди будут помнить обо мне? Главным образом, я думаю, им на память придут интеллектуальные грехи моей юности. Но почему вообще люди должны вспоминать меня? Нет, я уверен: никто и не вспомнит… Если бы только можно было рассказать им, что я увидел в тот день во время поездки во Флориду! Я вышел тогда из автобуса на побережье Южной Каролины, на промежуточной остановке… то была последняя моя настоящая поездка, в тридцать пятом году… шофер сказал нам, что автобус задержится более чем на час… было время посетить маяк на мысе неподалеку от автобусной станции. Я тогда был полон решимости поближе узнать океан. Хотел действовать наперекор самому себе. Но нельзя дважды войти в одну реку. Тем не менее я из кожи вон лез, пытаясь что-то изменить. Я пойду к морю и не успокоюсь, пока не примирюсь с его бурными безднами. Вопреки тому, что я говорил Уондри, — или же благодаря этому. Я покажу им, что они ошибаются, считая меня всего лишь заумным чудиком, боящимся всего и вся. Вышел к маяку — это древнее полуразвалившееся сооружение с остатками ограды. Сломанный шпиль на крыше… какая жалость! Похоже, накануне был сильный шторм… я вижу принесенный морем мусор, перемешавшийся с обломками маяка… яростные волны разрушили нижнюю часть обращенной в сторону моря стены… А это что, там, под ней? Полость? Я перелезаю через ограду, пробираюсь по осклизлым камням, привлеченный тайной, возможностью обнаружить загадки далекого прошлого… Вероятно, маяк был сооружен на месте старого колониального строения… И вот — углубление, затянутая паутиной потайная камера, и в ней небольшой водоем с черной непрозрачной водой, в которой кое-где поблескивают желтые пятна. Что такое может сверкать желтоватым в черном, как ночь, пруду, сокрытом под старым маяком? Как будто у маяка горит один огонь на верхушке и второй, перевернутый, обращенный к глубинам преисподней… Теперь я стою, гляжу в эти черные воды и вижу… нечто такое, что прежде встречал только в снах! Искривленные шпили, разрушенные купола, летающие твари без лиц… Не могу удержаться на ногах… падаю… падаю в эту черноту… глотаю соленую воду. Что-то извивается в воде, когда я делаю глоток. Угорь? Угорь, не имеющий физического тела. И все же он устраивается внутри меня, ждет чего-то, шепчет…