Черные бабочки - [17]

Громыко прервался, потянулся к бутылке, но под укоризненным взглядом графа спрятал руку в карман и продолжил менее витиевато:

– Короче! Убили месяца полтора назад, как раз под Новый год, некоего господина Раменского. Страшно убили. Жутко. Настругали, как колбасу! В натуре, по ломтику отрезали, уроды. Я – мужик бывалый, всякое видал, но такого...

– Постойте, Николай Кузьмич! Раменский – это журналист, если не ошибаюсь? Его статьи, посвященные борьбе православия и католичества на Западной Украине, весьма познавательны, да-с. – Граф покачал головой: – Кому же он помешал?

– Да хрен его знает! – Громыко сокрушенно махнул рукой, – Раменский этот про секты много писал в последнее время. Вот, как мы думали, сектанты его и того... Почикали. Твари, мать их в рот! Прости меня, Господи, за слова бранные, не со зла я!

Громыко широко перекрестился на шкуру зебры и снова взялся за бутылку:

– Ну, а вам куда наливать? Давайте выпьем за упокой души невинно убиенного, и я продолжу...

Граф достал из буфета рюмки. Громыко наплескал в них «Реми Мартин», себе опять налил полстакана, и все молча выпили. Митя принюхался и скривил лицо. Спиртного он не любил и, в отличие от своих сверстников, не пил даже пива.

– Ну вот и славно. Так на чем я остановился? – Громыко закатил глаза. – А-а-а, сектанты! Короче, пригласили меня в лавру и попросили: «Вы, Николай Кузьмич, опыт в расследовании таких дел имеете огромный. Месть – это не христианское понятие, но закон должен торжествовать! На органы наши правоохранительные надежды мало, так вы уж постарайтесь, разыщите злодеев».

Ну, я и начал искать. Сперва думал – ерундовое дело. Почерк-то характерный, маньячный. Я с ребятами знакомыми из МУРа связался, выяснил – следы есть, хотя и не так чтобы много...

Убили Раменского на даче, в Подмосковье. Место глухое, далекое – станция Бобылино. Это за Дмитровом, туда, к Талдому ближе. Кругом леса, болота. И чего покойник так далеко дачу имел? Не бедно вроде жил... Ну да это лирика все.

Поехал я на место, оглядеться, по дороге копию протокола почитал, мне Ванька Кокин, он в полковниках теперь, перекинул по старой дружбе. В общем, случилось все так: развелся Раменский с женой, как раз накануне. Со зла отписал ей квартирку, а сам на даче поселился. Каждый день «фольксваген» свой туда гонял.

В день преступления приехал он в Бобылино поздно, часов в одиннадцать вечера. Что характерно – один. Нормальные люди Новый год в одиночестве не встречают, а он... Видать, крепко страдал мужик.

Дом у него большой, капитальный, с гаражом, с отоплением. Загнал Раменский тачку, запер гараж и через заднюю дверь в дом вошел. Тут его и приняли. Сразу ногу пробили чем-то острым типа заточки. Эксперты установили – прямо в бедренную артерию попали. Наверное, кричал он, убежать пытался, но следов борьбы нет, только лужа кровавая на полу.

После этого преступники, – как минимум трое, судя по всему, – затащили Раменского на второй этаж. Ну, тут и началось... Там даже потолок в кровище! Жуткое дело. Зачем они его пытали, чего хотели узнать – один бог ведает.

Перед тем, как убить, уроды эти ему ноги отрезали. Аккуратными такими кусками, сантиметров по пятнадцать. И одну странность эксперты подметили: они резали, а он все не умирал, хотя должен был от болевого шока в самом начале скончаться. Анестезии-то никакой!

– М-жет, пья-ный-б-л? – поинтересовалась Яна, внимательно глядя на Громыко.

– Да нет, он вообще не пил... И в крови все чисто. Но это семечки! Когда неизвестные прикололи наконец беднягу Раменского, прямо в сердце, все той же заточкой, причем с такой силой, что заточка в пол на сантиметр вошла, то на этом не остановились, еще и над трупом глумились...

– Мерзостная история, – проскрипел как бы про себя Торлецкий. Митя сидел бледный, уткнувшись в стакан с остывшим чаем. Илья ковырял серебряной ложечкой торт.

– Но и это не все, мать его! – Громыко раскрыл папку. – На лбу у Раменского эти твари вырезали знак. Типа буква «г» и завитулька сверху. Вот!

На стол легла ксерокопия фотоснимка. Илья глянул только – и сразу отвернулся. С синеватого листа на него глянуло жутко обезображенное человеческое лицо – без носа, ушей и с темными дырищами вместо глаз.

Митя и вовсе не стал смотреть, зато Торлецкий и Яна внимательно изучили снимок.

– Эт-т-не-б-ква «г»! – уверенно сказала Коваленкова.

Граф кивнул:

– Абсолютно согласен, мадемуазель Яна. Это старославянская «глаголь», а «завитулька» сверху, именуемая «титло», означает, что в данном случае это даже и не «глаголь», а цифра «три». Предки наши арабских и римских цифирей не знали и пользовались своими обозначениями. «Аз» с завитулькой означало – цифра один, «буки» пропускались, «веди» – это два, и так далее...

– Ну, не одни вы такие умные, – Громыко усмехнулся, убрал страшный снимок обратно в папку. – Муровцы эту тему про старославянскую цифирь тоже сразу просекли. Пока суд да дело, я своих бойцов поднял – и пошли мы секты шерстить. Сатанистов, в первую очередь, ну и остальных, от пятидесятников до кришнаитов, в рот им всем немытые ноги!

– Ну-и-как? – спросила Яна. – С-танисты? У-г-дала?