Черноморские казаки - [24]

В те времена, как казаки свободно промышляли, по их выражению, добувались в войсковых рыболовных водах, порядок в рыболовном деле был такой: забродчики не договаривались на денежную плату, как наемники, но работали на долю, «на добычь», разделяя с производителем промысла успех и неудачу пополам. Для них этот промысел был тираж лотереи, положенной в закрытую урну моря. Черноморские, так же точно, как и запорожские казаки, не принимали в свой язык обыкновенного выражения: ловить рыбу; вместо того они живописно изъяснялись: «добуваться, ити на добичь». Они возвышали в своем взгляде и в своей речи трудный, опасный и неверный, как сама война, рыболовный промысел. Вооружась веслом и неводом, они проникались молодецким одушевлением, как бы шли на победу и завоевание, — и действительно, окончание каждого рыболовного периода праздновалось у них, как возвращение из похода с победой и завоеванием. Свежее предание свидетельствует, что, доколе казаки, а не «городовики» работали на забродах, рыбы вылавливалось несравненно больше, и что, как на Запорожье, так и на Черноморье, в былое время самые сильные, расторопные и храбрые казаки выходили из забродов. Один такой казак тянул за собой в бой десять других, взявших пику после пастушеской укрючины.

Каждый из четырех рыболовных периодов оканчивался на забродах дележом вылову, «дуваном добычи», между заводчиком и забродчиками. Отложив из всей добычи одну долю на покрытие издержек, употребленных хозяином на содержание ватаги, и другую на уплату в войсковую казну пошлинного налога, чистый затем прибыток делили на две половины, из которых одну забирал забродохозяин, а другую ватага. Последняя вела потом свой частный дуван. Атаман ватаги, как указчик и предводитель промысла, брал двойной пай против рядового забродчика. Этот старинный обычай сохраняется на некоторых забродах и доныне; но откупщики предпочитают ему простой способ найма работников за деньги в тех губерниях, где рабочие руки не дороги.

На всем пространстве рыбопромышленных вод годовой вылов рыбы, средними количествами, простирается: сулы до 4 миллионов, тарани 5 миллионов, сазана 200 тысяч, чабака 50 тысяч, рыбца 30 тысяч, и селявы (шамаи) 300 тысяч штук; красной рыбы до 40 тысяч пудов; икры из белой рыбы, или галагану до 40 тысяч, икры из красной рыбы до 4 тысяч, клею до 100 и визиги до 200 пудов, жиру до 2 тысяч ведер.

Лов сельдей незначителен, и для приготовления их не употребляется никаких усовершенствованных способов, как например — способ корнваллийский.

Средняя на местах лова продажная цена рыбы, спетой и в корень соленой: красной 3 руб. за пуд, белой от 10 до 60 руб. за тысячу. Рыба и произведения ее вывозятся водой в Ростов, Таганрог, Бердянск и Одессу, — сухим путем, в Землю Кавказского войска и Ставропольскую губернию. Сбыт рыбы последним путем доставляет извозчичьему промыслу работы на 2000 подвод в год. Из Ростова и Таганрога рыба расходится по южной полосе России и Польше, а из Одессы отправляется в Константинополь и Афины.

Как худобоводство подвержено неотвратимым утратам от эпизоотических зараз и климатических невзгод, так рыболовство испытывает потери и убытки от наводнений. Эти явления, не слишком, впрочем, частые, бывают в начале весны, когда бассейны морских лиманов наполняются прибылой водой из степных речек, а с моря в то же время поднимаются продолжительные ветры, в упор на лиманные гирла. Большая часть азовских забродов помещается на береговых, вдающихся в море отлогостях — косах. Северо-западный ветер, налегая на юго-восточный берег моря, набивает большой бурун на косы. В продолжение нескольких дней море незаметно приходит в напряженное состояние у берегов, наконец, в несколько минут вскипит оно и хлынет на косы, покроет их и унесет от забродов наловленную рыбу, лодки, снасти и запасы. Наводнение приходит и уходит с быстротой набега морских разбойников.

В изъятых от откупов и доставляющих пропитание народу степных речках водятся: окунь, тот окунь, которого Авзоний в своих стансах величал услаждением стола; карась и щука, которых взаимные отношения известны из русской пословицы; сазан, как выше замечено, охотник до путешествий, и линь, домосед, лентяй, полагающий истинное счастье в домашней тине… Господствующие же обитатели сих смиренных и бурь-неведающих вод — раки.

Опасное соседство горцев делает недоступными для рыбопромышленников передовые воды Кубани, которые, по казацкому поверью, «вечно с кровью текут». Только боевые люди с кордонных постов или из пограничных куреней отваживаются бросать в эти заветные воды кармак и сеть. И случается, что пуля горца неприятно просвистит над головой рыболова; но нужда говорит: «это не больше, как точка — продолжай».

Приливы Кубани, возобновляющиеся с каждым ливнем, падающим на горы, приносят на Черноморье плавучий лес, сломленный или исторгнутый с корнем по лесистым берегам горных речек, впадающих в Кубань. Эти кажущиеся остатки плотов, потерпевших крушение, также составляют для побережных прикубанских жителей предмет ловли.

Между морскими рыболовными угодьями природа или рука человека, — это вопрос, — предусмотрительно расположила неисчерпаемые запасы соли, которая, как известно, составляет предмет первейшей потребности в рыболовном промысле. Это знакомые уже нам соляные озера. Войсковым жителям предоставлено добывать соль с озер в определенных количествах: казаку пятьдесят, а офицеру сто пудов в год на семью, с платой акциза в пользу войсковой казны по 4 2/7 коп. сер. от пуда. Главный же сбор и распродажа соли принадлежат войсковой казне. За наполнением войсковых запасных магазинов соль идет значительными отпусками в рыболовные заводы и в аулы закубанских горцев, — в ту и другую сторону не менее 300 тысяч пудов в год. При благоприятных обстоятельствах сбор соли со всех озер за лето мог бы быть доведен до трех миллионов пудов, если еще не более; но он не доходит и до одного, как по ограниченности местных способов, так и по краткости существования соляных садок. Для уничтожения их довольно одного дождя. В видах особенной пользы войсковой казны принято не допускать жителей к сбору соли, пока войсковая казна не возведет при озерах своих «кагатов» (соляных бугров); но дождь не всегда ждет, пока войсковая казна управится с своим делом, и жители не всегда уезжают от озер с «молодой солью».