ЧерноLove (сборник) - [2]

– Ну, я вижу вам совсем уже хорошо, как в саду прекрасных глициний, и бесовский наркоз оставил ваше тело. Вы мне нужны в здравом уме, Венгеровский. Это же надо придумать, так накачивать наркозом людей, применяя все еще допотопные технологии! Ужас какой-то! А что поделаешь, такие вот обычаи облегчения боли для бренного тела. Это не то что… а впрочем – об этом после.

– А как это вы узнали про сад глициний? – изумленно спросил Венгеровский, широко раскрыв глаза.

– Ой! У вас и голос поправился! Просто пришло в голову, я однажды там был, это в Японии. Такая красотища неземная, я вам скажу, просто на земле такого быть не может, может только быть разве что… Гм! Вернемся к разговору о здоровье и последствиях страшной операции. Голова не кружится уже? – очень серьезно и внимательно спросил доктор.

– Вроде бы нет! Я как заново родился только что, просто невероятное состояние! – искренне ответил больной.

– Ну, к сожалению, это скоро пройдет! На земле свои законы и вылечиться за минуту нельзя, так уж сделано для людей. Всё не сразу, а постепенно! А сейчас сюда зайдет медсестра, чтобы сделать вам болезненный укол, – с улыбкой констатировал док.

Как только он это сказал, широко распахнулась дверь и в ней появилась медсестра с лицом Елены Глинской. Она остановилась у входа с коробкой в руках и, разинув рот, медленно произнесла:

– Добрый вечер, доктор! А вы… – в недоумении замешкалась она, внимательно разглядывая доктора, как будто бы увидев его в первый раз в жизни.

– Леночка! Смена сегодня не моя, но мы с Борисом поменялись, у него же завтра свадьба у сына, как не подменить! Ты согласна, дорогая? – доктор смотрел медсестре прямо в глаза и мило улыбался.

– Да, я согласна! Как же не подменить? Нужно подменить! Это дело праведное, помочь коллеге по работе! Как же не подменить? Нужно очень подменить! – бубня себе под нос, она развернулась и вышла, тихо затворив за собой больничную дверь.

– Ленкины мозги – это загадка даже для меня! – весело подметил врач. – Все нужное влетает и оттуда же вылетает. Интересно, оно вылетает с крыльями или уже без? – он приятно рассмеялся, осветив своим лицом бледную кожу больного. За окном на подоконник сел белый голубь и уставился на Венгеровского внимательным голубиным взором, очень похожим на человечий, как будто хотел что-то сказать. Но не сказав ничего, быстро поджал лапки и улегся на подоконник всей грудью, улетать он и не собирался. Док посмотрел на кран и капли перестали из него выползать. Кран почти незаметно и очень медленно закрутился сам. Но больной смотрел в другую строну и этого не заметил.

– Доктор! А как ваше имя? Мой лечащий врач вы? А операцию мне делал Борис Михайлович? – не двусмысленно спросил Венгеровский.

– Я доктор Ангеловский, а вы Венгеровский, почти родственники! – быстро пошутил док. – Ваш лечащий врач Борис Михайлович Чесноков, это правда, и он делал операцию. А я из другого медицинского департамента.

– Из какого? – быстро подхватил Венгеровский.

– Скажу вам прямо и не буду юлить, из-за того, что я никуда не спешу и у меня есть очень много времени! Итак, начнем! За шестьдесят лет вашей жизни бедные и несчастные женщины, обманутые вами, сделали тридцать девять абортов. Они принимали эти решения под вашим давлением и угрозами, шантажом и физическим вмешательством. Я знаю точно, что двадцать девять из них сохранили бы детей по собственному желанию, и вы были бы папой.

Венгеровский лежал не шевелясь, ошарашенный таким резким поворотом беседы. Он вслушивался в слова доктора и думал, что все это ему снится. Мысли бессвязно летали на просторах черепа и, ударяясь друг о друга, не могли выстроиться в цепочку. Голова гудела, как трансформаторная будка после дождя. Доктор мило улыбался и смотрел ему в глаза.

– Но позвольте! Вы!.. Кто вы такой?.. Какое ваше собачье дело вмешиваться в мою личную… – после этого звук в палате пропал и было видно, как Венгеровский шевелит губами, яростно сквернословя в сторону доктора Ангеловского.

Док встал и подошел к ночному окну, внимательно глядя в глаза голубю на подоконнике. В это время второй белый голубь подлетел к первому и, убрав лапки, лег на живот рядом, уткнувшись клювом в крыло. Больница была для платежеспособных пациентов и находилась в парковой зоне, со свежим воздухом, добросовестно работающими дворниками и злой охраной в лице бывших прапорщиков – обязательных воров и ярых милитаристов с промытыми красными мозгами. Дальние жилые дома уже были обвешаны гирляндами огоньков в окнах и казались очень далекими от настойчивой тишины палаты. Ангеловский вслушивался в глухие потоки нецензурных и очень глупых выражений больного, которые звучали на специальной частоте бесконечного эфирного приема. Он брал его слова прямо из тишины, взвешивал их ценность для дальнейшей судьбы больного и выбрасывал прочь в вакуум, в никуда, подальше в мусорный ящик остатков его жизни. Взгляд доктора был отрешенным и казалось, что остекленевшие глаза смотрят в вечность!

– Венгеровский! Если вы закончили, то моргните медленно глазами, потому что у вас пропал куда-то голос. Если вы даете мне слово не сквернословить, то моргните дважды – и ваш голос вернется к вам, но не сразу, – очень тихо сказал доктор.