Чернокнижники - [11]
Я поверил моему новому поводырю, оставался у него два года, немного освоил письмо и азы латыни; и 20 сентября 1779 года он привез меня в Лукау в школу к своему единственному сыну Адольфу, в котором я, как выразился его отец, своим прилежанием сумею пробудить любовь к учебе, за что мне были предоставлены бесплатный стол и крыша над головой. Мой отец проводил меня и за 12 грошей купил для меня Библию, и по сей день самый дорогой для меня подарок.
Он врезает тексты в мозговые извилины и открывает для себя обаяние задач на тройное правило
Все индейцы носят косички. Кант был индейцем. Следовательно, Кант носил косичку.
Кристиан Моргенштерн
Совсем как опытные секретарши, которые могут одновременно и печатать, и обсуждать с подружкой последний психологический тест из «Бригитты» (в каждом номере «Бригитты» представлен очередной психологический тест, все секретарши читают «Бригитту», значит, все секретарши прочитывают и психологические тесты или, как повелось с недавних пор, все секретарши рассуждают на литературные темы; вероятно, можно говорить о «романе для секретарш», но с этим не ко мне), так и Райнхольд мог одновременно и читать, и разговаривать по телефону с матерью, я знал, что делал, когда ушел, он, который читал не отрываясь и карточку за карточкой заполнял картотеку, нет, мама, я не распыляюсь, все взаимосвязано, каждая книга — лишь ступенька к другой книге, и если чего-то не успеешь, то потом уже не нагнать, тут он собрался взяться за небольшой, только что прикупленный томик, за, согласно названию на переплете, «Занимательную и поучительную жизнь Иоганна Георга Тиниуса», нет, мама, меня не задевает, если ты в конце месяца тайком присылаешь мне чек на небольшую суммочку денежек, при этом он будто врезал себе ножом в мозговые извилины фрагменты текста, вызревавшие к следующему дню в целые фразы, хоть на бумагу перекладывай, нет, вообще-то ему ни к чему была вся эта картотека, его извилины были такими невероятно податливыми, и каждая фраза, которую он вводил в память, будто давая клятву вечной верности, надолго там сохранялась (Фальк Райнхольд что-то там врезает в извилину, влюбленные врезают что-то в извилины, Фальк Райнхольд — влюбленный), отнюдь, мама, если я скажу отцу об этом, как ты выражаешься, ноже в спину семьи, уже названия городов и деревень Нидерлаузица в первых фразах вызвали в его памяти последнюю поездку с отцом в Франкенхаус взглянуть на произведения тамошних художников-баталистов, что привело его к душевной анемии, книги, мама, я покупаю на них книги, книги, книги, трогательный образ пастора, вышедшего чуть ли не из самых низов, да нет же, мама, я как раз гуляю, я люблю пройтись и часто бываю в Швабинге посмотреть, чем торгуют на книжных развалах, но потом и сдержанность, недоверие отвыкшего от чтения человека, свое имя «Тиниус» он вздумал соотнести с древними римлянами, да еще со знаменитыми, в высшей степени претенциозная идея, он даже откопал какое-то там генеалогическое древо, во всем в этом масса проколов, мама, и раньше, когда я слишком долго гулял, они тоже досаждали мне (Тиниус и знаменитый Руфус Тиниус, Тиниус и Иисус — это же вульгарная логика: Иисус до двенадцати лет не ходил в школу, Тиниус до двенадцати лет не ходил в школу, выходит, Тиниус — Иисус? Что и требовалось доказать?! Коллегия логиков Саксонии?), что за сильный, целеустремленный человек, наш современник, тебе отлично известно, что для меня вся эта современная дребедень — дребедень и есть, и если я по воскресеньям не хожу куда-нибудь пообедать, а готовлю сам на скорую руку, а на сэкономленные деньги покупаю книги, и правда, текст нужно смотреть против света, отследить тромбоз в словах, развенчивать намерения пойти по накатанной дорожке, не беспокойся, мама, в долги я пока что не залезаю, пока что без них обхожусь, текст больше умалчивает, нежели высказывает, в изломах и переходах краткой биографии, мама, поверь мне, я никаких проблем от тебя не скрываю, у меня все хорошо, даже очень, феноменальная память, следует отдать ему должное, пять страниц катехизиса без запинки, это было чем-то из ряда вон выходящим, но тут что-то не так, ты совершенно права, моя страсть к книгам на нынешний день на самом деле нечто из ряда вон, но, мама, будь довольна, что я не торчу целыми днями за этими дурацкими компьютерными играми, или, может, мне загнать все свои книги, а на вырученные деньги купить небольшой такой компьютерчик, в который без труда можно всадить целую библиотеку, ты что же, этого хочешь, и потом достоверность всего, что изложено в послесловии, и склад этих хрупких рисунков, мой голос звучит серьезно, нет, мама, к тебе это отношения не имеет, это совсем по другому поводу, вот куда заводит страсть к книгам, убийство, ему следовало быть добрее к матери, да нет, конечно же, мама, можешь звонить и почаще, ты же знаешь, мне нравится флегматичная страстность твоей дикции (комплимент более чем сомнительный, слишком уж по-книжному звучит), Тиниус собрал 60 000 книг, они заняли бы, если исходить из цифры в 25 книг на метр полки, 60 000: 25 = 2400, при средней высоте полки в 220 см и высоте полок в 30 см, тридцать, мама, когда мне стукнет тридцать, я наверняка закончу университет, несомненно, закончу, а тебе будет всего семьдесят один, ты еще будешь не старая, нет-нет, правда, мама, ты в семьдесят один год будешь выглядеть дай Бог каждому, это точно, при твоей-то фигуре, значит, 30, если брать 7 полок, то 7 х 25 = 175 книг на метр площади стен помещения, надо еще поделить на 2400, нет, конечно же, наоборот, да, мама, ты права, считать нужно всегда, всегда нужно смотреть, по карману ли тебе покупка, и, знаешь, без твоего чека (Райнхольд заговорил о деньгах) мне многое было бы не по карману (нет нужды обращать ваше внимание, что Райнхольд учился не в математическом классе гимназии), ты же знаешь, я всегда терпеть не мог математику, зато немецкий, да, да, Клавдий, именно он подсадил меня на эту книжную «иглу», сейчас он уже на пенсии, но, мама, дорогая моя мамочка, могу я тебе напомнить, что и ты тоже причастна к тому, что сегодня меня к безграмотным никак не причислишь, и отсюда:
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Два иммигранта в погоне за Американской мечтой…Английский интеллектуал, который хотел покоя, а попал в кошмар сплетен и предрассудков, доводящих до безумия…Китайский паренек «из низов», который мечтал о работе, прошел через ад — и понял, что в аду лучше быть демоном, чем жертвой…Это — Америка.Университетские тусовки — и маньяки, охотящиеся за детьми…Обаятельные мафиози — и сумасшедшие антиглобалисты…Сатанеющие от работы яппи — и изнывающие от скуки домохозяйки.И это не страшно. Это смешно!
Таинственная история НЕДОПИСАННОГО ПОРТРЕТА, связавшего судьбы слишком многих людей и, возможно, повлиявшего на судьбу Англии времен Революции и Реставрации…Единство МЕСТА, ВРЕМЕНИ и ДЕЙСТВИЯ? Нет. ТРИЕДИНСТВО места, времени и действия. Ибо события, случившиеся за одни сутки 1680 г., невозможны были бы без того, что произошло за одни сутки 1670 г., а толчком ко всему послужили ОДНИ СУТКИ года 1650-го!
Второе путешествие китайского мандарина из века десятого — в наши дни.На сей раз — путешествие вынужденное. Спасаясь от наветов и клеветы, Гао-дай вновь прибегает к помощи «компаса времени» и отправляется в 2000 год в страну «большеносых», чтобы найти своего друга-историка и узнать, долго ли еще будут процветать его враги и гонители на родине, в Поднебесной.Но все оказывается не так-то просто — со времени его первого визита здесь произошли Великие Перемены, а ведь предупреждал же Конфуций: «Горе тому, кто живет в эпоху перемен!»Новые приключения — и злоключения — и умозаключения!Новые письма в древний Китай!Герберт Розердорфер — один из тончайших стилистов современной германоязычной прозы.
Замок ди Шайян…Островок маньеристской изысканности, окруженный мрачной реальностью позднего Средневековья.Здесь живут изящно и неспешно, здесь изысканная ритуализированность бытия доходит да забавного абсурда.Здесь царят куртуазные нравы, рассказывают странные истории, изобретают удивительные механизмы, слагают дивные песни, пишут картины…Здесь счастливы ВСЕ – от заезжих авантюристов до изнеженного кота.Вот только аббаты, посланные в ди Шайян, почему-то ВСЕ УМИРАЮТ и УМИРАЮТ…Почему?!.