Черное золото - [16]

– Мир, дружба, – тонким голосом заявил он и, размахнувшись, послал бутылку в полет.

Шампанское описало в воздухе широкую дугу и разбилось о борт, оставив на обшивке пенистое пятно. В стороны и вниз брызнули осколки.

– Нельзя было без этого? – вдруг произнес иранец по-русски.

– Нельзя, это старинная русская традиция, – зашептал в ответ директор завода. Но, осознав, что говорит с иранцем, округлил глаза. – А вы, оказывается, наш, – заметил он.

– Нет, не ваш, я гражданин своей страны, – сказал иранец и улыбнулся.

– Если уж говорите по-русски, – протиснулся к иранцу контр-адмирал, – не скажете, как собираетесь назвать корабль?

– О, насчет этого принимал решение наш высший военный совет! – Иранец сложил губки бантиком. – …Но я не знаю, как это будет по-русски…

Вездесущий советник склонился к его уху, и Али аль Хусейн произнес:

– «Память мучеников джихада», – и густо покраснел.

Раздался крик, впрочем, восторженный. Тральщик пришел в движение, это выглядело впечатляюще – даже несмотря на то что корабль имел, в общем-то, скромные размеры.

Оператор телебригады нацелил на иранца камеру. Появилась брюнетка-тележурналистка. Сунув иранцу под нос микрофон, она быстро сказала окружающим:

– Господа, прошу прощения, вы меня тоже интересуете, но прежде я хочу побеседовать с господином… – Девушка вопросительно посмотрела на иранца.

Тот обернулся к ней.

– Ольга Шерстнева, агентство городских новостей, – обратилась она к иранскому гостю.

– Что вы хотите? – На его лице вновь сверкнула улыбка.

– Я бы хотела, чтобы вы произнесли приветственную речь. Это должно выйти в вечернем эфире, как пример нашего добрососедства и сотрудничества.

– Ну что ж, – провел рукой по выхоленным усам иранец. – Почему бы нет? Это можно.

– Андрей, быстренько сюда! – замахала рукой репортер.

Протиснувшийся оператор нацелил свою камеру на представителя дружественной восточной страны.

– Пожалуйста, можно начинать, – кивнула головой девушка.

Иранец достал из кармана расческу, отливавшую перламутром, пригладил волосы и откашлялся.

– Хорошо. Сегодня у нас такой знаменательный день, и хотелось бы сказать несколько слов о наших странах, о странах-соседях. Веками мы жили рядом, бок о бок. Все было – и плохое, и хорошее, как оно всегда и случается между соседями. Но больше было хорошего. Народ нашей страны, как и ваш, больше любит работать, а не воевать. Как и Россия – мы мирная страна. Но если враг нападал на нас, то без возмездия, – поднял иранец указательный палец, – он не оставался. Поэтому мы помним о том, что всегда должны быть наготове. Особенно сейчас, когда в мире есть страны, диктующие всем свои правила – как жить, с кем дружить и так далее. А России и Ирану делить нечего. Мы – добрые соседи. У наших государств есть духовные связи, они напоминают о единых корнях христианства и ислама. Наш Иса – это ваш Иисус, наш Муса – ваш Моисей.

Рабочие, которые стояли близко, заинтересовались прочувствованной речью гостя. Пожилые женщины особенно внимательно слушали, как иранец цитировал суру Корана, где христиане были названы «братьями» мусульман. Все были тронуты.

Дирижер взмахнул жезлом, и военный оркестр заиграл марш «Прощание славянки». Директор завода испуганно округлил глаза.

– Идиот! – прошипел он.

Его заместитель обежал музыкантов и, став сбоку, начал подавать знаки дирижеру. Дирижер понял, и оркестр, отыграв куплет, замолк.

Мероприятие было закончено. Теперь предстояла нелегкая задача – перегнать тральщик к месту постоянной дислокации – в территориальные воды Исламской Республики Иран.

Глава 3

Скупые лучи северного солнца, пробиваясь сквозь облака, как бы нехотя бросали блики на северную оконечность Кольского полуострова. Небольшой военный городок, лежавший на берегу, жил обычной размеренной жизнью. Военные корабли, грузовики в порту, домики и казармы, разбросанные тут и там, свинцовый океан – все рождало ощущение серьезности, сдержанности.

В нескольких километрах от городка располагалась военно-морская база. И тут все было суровым: и серые камни, и могучие, словно высеченные из этих камней, силуэты военных кораблей. Да и люди здесь служили особые – своеобразная «северная порода», продутые насквозь ветрами.

Большие волны, рождаемые северными ветрами, с грохотом накатывали на берег. В одном месте берега невысокие горы, спускаясь к морю, образовывали маленькую бухту, в которой почти всегда было тихо и уютно.

На каменистом берегу бухты, у самой воды, сидели двое. Вихрастый белобрысый мальчишка лет десяти в свитере, джинсовой куртке, с полосатым шарфом, повязанным на шее, сосредоточенно крутил в руках моторную модель военного корабля, заканчивал последние приготовления к запуску. На изготовление этого шедевра мальчик потратил без малого четыре месяца, но время того стоило – корабль получился на славу. Вплоть до последней малюсенькой детали все было идентичным эсминцу «Грозный», который нес боевую вахту недалеко от этих мест. Сейчас мальчик менял в пульте батарейку – точно такую же он недавно поставил внутрь корабля.

Рядом с пацаном, который, казалось, забыл в эти минуты обо всем на свете, опустился на корточки высокий мужчина атлетического сложения с обветренным лицом и морской выправкой. Несмотря на гражданскую одежду, нетрудно было угадать в нем офицера. И сразу было понятно, что это – отец и сын.