Черное Рождество - [12]

— Кто вы такой? — враждебно спросил Борис.

— Представления отложим на потом, — ответил старик, — а сейчас можете еще немного его пронести? Тут неподалеку есть весьма удобная пещера.

Действительно, пещера была близко. Борис осторожно положил Алымова на сухие водоросли в углу.

— Быстро собирайте плавник! — командовал старик. — Если в самое ближайшее время вы не согреетесь, то будет плохо.

Они вдвоем быстро собрали целую кучу выброшенных морем досок, палок, разнообразных обломков. Только сейчас Борис почувствовал, насколько он промерз в ледяной воде. Холод сковал все тело, по нему пробегала волна судорог, и зубы стучали.

Старик ловко, с одной спички, разжег костер и велел Борису раздеться догола и сесть возле огня. Сам он раздел бесчувственного Алымова и уложил его рядом с костром на своем балахоне, оставшись голым до пояса. Торс его был мускулистый, от всего тела веяло силой. Старик достал из кармана штанов фляжку и протянул Борису:

— Пейте!

Когда Борис припал к фляжке, обжигающая жидкость пронзила молнией пищевод и ударила в желудок. Борис задохнулся на мгновение, закашлялся, но почувствовал, что оживает.

— Греческая водка! — усмехнулся старик. — Раньше не пробовали?

— Пробовал, — усмехнулся в ответ Борис и вспомнил свое путешествие в Батум с греческими контрабандистами полгода назад.

Старик посмотрел на него одобрительно и произнес:

— Ну, за вас я теперь спокоен. Займемся вашим другом.

Они растирали Алымову руки и ноги, наконец тот застонал и открыл глаза. Старик поднес к его губам фляжку. Алымов закашлялся и подскочил как ужаленный.

— Где мы? — Глаза его остановились на Борисе.

— На суше, — пожал тот плечами, — на этом свете…

— Это хорошо, что вы очнулись, — заговорил старик, — выпейте еще.

Он деловито наблюдал, как Алымов сделал два глотка, потом отобрал фляжку, убрал ее и наконец представился:

— Аристархов, Аполлон Андреевич.

— Не может быть! — Борис вспомнил это имя, довоенные вернисажи, скандальные истории…

— Тот самый? — спросил он с интересом.

— Что значит — тот самый? — обиженно переспросил старик.

— Художник, скульптор…

— Ну допустим…

— Ордынцев, Борис Андреевич, а это Петр Алымов.

— Что ж, господа офицеры, — Аристархов встал и махнул рукой куда-то к скалам, — разрешите пригласить вас в мое скромное жилище.

Алымов был еще очень слаб, и Борис поддерживал его, когда они поднимались узенькой тропой наверх. Жилище Аристархова действительно было очень скромным, старик не рисовался. Это была маленькая глиняная хижина, крытая соломой, с двумя крошечными окошками. Внутри, однако, было тепло, и когда хозяин поставил самовар, хижина показалась Борису и вовсе прекрасной.

Под потолком были развешаны пучки сухих трав, наполнявших жилище живыми пряными запахами.

— А где же? — Борис обвел комнату взглядом в поисках мольберта и прочих профессиональных атрибутов. — Ведь вы художник?

— Мастерская у меня с другой стороны, — ответил старик, — а вообще я предпочитаю работать под открытым небом. Разумеется, когда позволяет погода.

Алымов окончательно пришел в себя после того, как художник напоил своих гостей горячим чаем, в который были добавлены душистые травы и щедрая порция адского напитка из фляги. Борис тоже отогрелся и отдохнул. Одежда просохла, чувствовал он себя комфортно, но где-то в глубине сердца застыла та самая холодная мгла, что надвигалась на него со дна моря, когда они плыли с Алымовым, связанные. Казалось, это черное облако сумело отобрать у него частицу жизни навсегда. Но некогда было прислушиваться к себе, ведь они еще не спаслись окончательно.

Неожиданно дверь хижины отворилась, и на пороге появилась свежая, как заря, девушка в простом крестьянском платье. Увидев незнакомых людей, она смутилась и отступила к дверям.

— Ой, Поля, ты не один… — Голос ее был чист, как горный ручей.

— Ничего, Лизанька, — успокоил ее старик, — эти люди отогреются и уйдут. Ты что-то хотела?

— Вот, Поленька, я ложку серебряную принесла, сделай мне браслетку с тем синим камушком!

— Сделаю, родная. Обожди маленько.

— Я попозже зайду. — Она метнулась к двери, встретив жесткий взгляд Бориса.

— Постой, постой, девочка! — резво поднялся Аристархов. — Не бойся, посиди здесь.

— А камушки дашь посмотреть?

— Иди сюда. — Он усадил ее в уголок и высыпал из лукошка блестящие разноцветные камушки.

Она по-детски захлопала в ладоши и засмеялась.

— Так и живете? — неприятно усмехнувшись, спросил Алымов. — Там, в городе, настоящая бойня, кровь, смерть, а у вас здесь рай, искусство, девушки красивые ходят…

— Оставьте девушку в покое! — резко проговорил старик и добавил тише: — Вы что, не поняли, что она блаженная? Они с матерью живут тут недалеко… после того как их выгнали из имения.

— Знакомое дело, — процедил Борис, — простите, мы не поняли. Разучились, знаете ли, за последнее время в девушках разбираться.

Они помолчали.

— Однако, — начал Борис, — вы не боитесь отпускать ее одну? Времена сейчас страшные…

— У кого поднимется рука обидеть блаженную? — высокопарно начал Аристархов, но Борис перебил его, вскочив на ноги:

— Господин художник, очнитесь! Перестаньте витать в эмпиреях! На дворе двадцатый год! Посадите ее под замок, хотя бы на то время, пока шляются здесь всякие красно-зеленые. Она слишком красива…