Черное Рождество - [11]

— А ведь это офицер, золотопогонник, — пробормотал Степка.

— Море на берег выбросило, — согласился Силантий.

Степка уже спускался вниз на четвереньках. Силантий знал, что Степка был жадный и вечно шарил по карманам у трупов в надежде найти чем поживиться.

— Я тебя ждать не буду! — разозлился Силантий и поковылял по дороге.

Степка подошел к мертвому офицеру и ногой перевернул его на спину. Человек застонал.

— Дак он живой? — вслух удивился Степка.

Он быстро обшарил карманы беспамятного человека, но нашел там только металлическую коробочку со спичками, да на шее висел на золотой цепочке нательный крестик. Когда он дернул цепочку, офицер застонал сильнее и что-то пробормотал.

— А у меня и винтовки нет, чтобы тебя прикончить! — расстроился Степка. — Дядя Силантий! — крикнул он, но никто не отозвался, потому что Силантий хоть и слышал, так как не успел уйти далеко, но сильно разозлился на Степку.

Степка сделал шаг в сторону в надежде найти какой-нибудь камень, чтобы не оставлять в живых классового врага, и тут из кустов бесшумно выскочил кто-то страшный, обхватил Степку сзади и приставил нож к горлу.

— Зови товарища, — прошептал он Степке в ухо.

И поскольку обалдевший от страха Степка не сумел выдавить из себя ни звука, тот легонько царапнул его ножом по горлу.

Борис не успел уйти далеко и услышал голоса. Он подкрался тихо, прячась за кустами, и успел вовремя, пока Алымову не причинили вреда. Он не колебался, руки сами схватили маленького вертлявого красноармейца, похожего на подростка, и приставили нож к его горлу. На дороге никого не было, следовало срочно разобраться с этими двумя и уносить ноги, до того как подойдет еще кто-то.

— Зови! — прорычал он, чувствуя, как нож процарапал кожу на горле.

Очевидно, Степка тоже это почувствовал, потому что заорал не своим голосом:

— Силантий!

— Чего тебе? — хмуро отозвался тот, возвращаясь. — Поднимайся быстрее, я ждать не буду.

— Не могу, ногу камнем придавило, — прохрипел Степка, понукаемый Борисом, — помоги, дядя Силантий!

Силантий плюнул, обругал Степку по матушке, но, потоптавшись немного на месте, все же стал осторожно спускаться — не бросать же поганца одного. В кустах слышалась возня — это Борис связывал Степку его же собственным ремнем.

— Степка, ты где? — крикнул Силантий, настороженно оглядываясь.

— Тута я, — прозвучал Степкин голос из кустов, — нога застряла.

— Что б она у тебя, паразита, и совсем отсохла, — в сердцах высказался Силантий.

Он сделал несколько шагов к кустам и тут же упал, потому что Борис с размаху опустил ему на голову обломок киля старой шлюпки, который он подобрал на берегу. В последний момент Борис сдержал удар, так что череп у Силантия не треснул, просто его здорово оглушило. Степка ползком отодвигался от Бориса, глядя на него с ужасом и тихо поскуливая.

— Не для того я его из моря спас, чтобы ты, гнида, ему камнем голову размозжил, — произнес Борис.

— Ваше благоро-о-дие! — завыл Степка.

— Заткнись! — оборвал Борис.

Он вытащил ремень у пожилого и связал Степке ноги. Затем перекинул петлю ремня через ствол непонятного куста и туго прикрутил к нему руки.

— Тебя как звать-то? — неожиданно спросил он, брезгливо глядя в бегающие глазки, в которых появилась надежда: если бы хотели убить, не стали бы связывать.

— Степа! — икнул Степка.

— Вот что, Степан, я тебе рот заткну, чтобы ты не орал, — сказал Борис, нашарив в кармане мокрый носовой платок. — Когда кляп изо рта выплюнешь, то кричи, может, кто тебя развяжет. Либо же этот, — он кивнул на Силантия, — очухается, я его не сильно ударил.

Он туго скатал платок и засунул Степке в рот, потом отвернулся и выбросил в море винтовку Силантия, потому что собирался нести бесчувственного Алымова и на винтовку не было уже сил.

Он примерился и хотел взвалить друга на спину, как вдруг сверху послышались голоса — по дороге шел пеший отряд красноармейцев. Он беспокойно перевел глаза на связанного Степку и увидел, что тот уже почти выплюнул скомканный платок. Борис находился от него в десяти шагах, Степка знал, что огнестрельного оружия у него не было, а свои — вот они, наверху. Борис видел, как злорадно выкатил на него глаза Степка, как раскрыл рот, чтобы крикнуть:

— Тов…

Но в это самое время нож, брошенный Борисом, вонзился в его горло. Степка изумленно уставился на Бориса, не в силах осознать, что же случилось.

— Сам виноват, — тихо, почти про себя произнес Борис. — Не понимаете вы по-хорошему.

Отряд прошел, ничего не заметив. Борис подхватил Алымова и, не оглянувшись, пошел в другую сторону от проклятого города.

Дорога забирала вверх, а Борис шел вдоль берега, так что сверху его не могли видеть. Через полчаса такого продвижения Борис почувствовал, что силы покидают его — Алымов так и не пришел в сознание и был очень тяжел. Борис опустил его на каменистую землю и сел, чувствуя, что глаза закрываются. Наступила апатия.

— Нет, господин офицер, — раздался вдруг прямо над головой сухой и резкий голос, — спать вам сейчас нельзя. Не для того вы тащили на себе своего товарища, чтобы он умер на берегу.

Борис поднял тяжелые веки и увидел высокого худого старика с густой седовато-рыжей бородой, в странном длинном балахоне, заляпанном краской.