Черное море. Колыбель цивилизации и варварства - [20]

В числе побежденных командиров, бежавших в изгнание на Запад, был генерал Петр Николаевич Краснов, казацкий атаман в Белой армии. Он отправился в Берлин, а оттуда – в Париж, где этот суровый старый вояка, к изумлению своих друзей, сделался плодовитым писателем. Его четырехтомный роман “От двуглавого орла к красному знамени” был опубликован и переведен на несколько языков в течение трех лет после его бегства, и это было лишь первое его литературное достижение. Однако Краснов, который, как и все казаки, имел обыкновение ничего не забывать, ничего не прощать и ничему не учиться, скверно кончил.

Гораздо более талантливый писатель Клаудио Магрис в своей книге “Размышления об одной шашке” разыгрывает душераздирающую коду жизни Краснова. В 1938 году немецкие агенты убедили 69‑летнего тогда уже Краснова вернуться из Парижа в Берлин, где руководство СС, воодушевленное донесениями, что его ненависть к советскому коммунизму могла сравниться только с его презрением к иудео-демократическому Западу, льстило ему и манипулировало им. После того как в июне 1941 года вермахт оккупировал степи Украины и Южной России, старик охотно согласился еще раз повести казаков против большевистского врага. Но когда ход войны переломился и немцы начали отступать, Краснов и его люди бежали через Европу вместе с целым табором мужчин, женщин и животных; разбитый легион встал лагерем в горах позади Триеста, родного города Магриса. В апреле 1945 года казаки перешли в Австрию и сдались англичанам. Они ожидали, что с ними будут обращаться как с обычными военнопленными, или, по крайней мере, как с перемещенными лицами, и препроводят на новое место ссылки.

Однако это был уже не Новороссийск 1920 года. После нескольких недель лживых заверений британская армия, применяя силу, заставила их всех: мужчин, женщин и детей – переместиться на границу зоны оккупации, где их уже поджидали советские войска. Некоторых из этих людей, в основном из числа офицеров, англичане спасли от мести большевиков в Новороссийске всего 25 годами ранее.

Многие казаки были расстреляны на месте или в течение года. Большинство было согнано в поезда и сгинуло в лагерях Сибири или Дальнего Востока. Петру Краснову, который был предан суду и приговорен к высшей мере как предатель Родины, отказали в последней военной почести – расстрельной команде. Он был повешен в Москве 16 января 1947 года.

В романе “От двуглавого орла к красному знамени” Краснов так описывал отступление в Новороссийск:

Чем ближе подходили Полежаевы к Новороссийску, тем чаще попадались лошадиные тела. Кое-где наполовину раздетые лежали трупы людей: солдат, добровольцев и беженцев, женщин и детей. Попадались низкие, наскоро сделанные холмики могил, без крестов и надписей. Валялись повозки с поломанными колесами, разбитые ящики, полные тряпья и домашней рухляди. <…>

Громадный богатый край вдруг кинулся спасаться к морю и тащил накопленное веками богатство, надеясь спасти его и устроиться с ним и на него где‑то на новом месте. <…> Синее море – сказка русского детства и волшебный край, который должен быть за синими морями, заставляли двигаться сотни тысяч к морскому берегу.

Когда белые преодолели последний хребет, они увидели перед собой Новороссийск: море, дымящие трубы пассажирских пароходов и грузовых судов вдоль пристаней и молов, британские военные корабли на якоре на внешнем рейде. Сотни брошенных казацких лошадей стояли на улицах, ведущих к гавани: “…они… покинутые хозяевами даже не расстроили строя и стояли по шести”. У кромки моря уже началась паника: люди, топча друг друга, с криками устремлялись к кораблям.

Планы Деникина по организованной эвакуации пошли прахом. В своих немногословных безжалостных мемуарах он замечает лишь: “Много человеческих драм разыгралось на стогнах города в эти страшные дни. Много звериного чувства вылилось наружу перед лицом нависшей опасности, когда обнаженные страсти заглушали совесть и человек человеку становился лютым ворогом”[11].

Всего несколько сотен ярдов воды отделяли Новороссийск от мира, далекого, как другая планета: бодрого, по‑монастырски четкого распорядка Королевского флота. Молодые офицеры смотрели в бинокли на берег, не веря своим глазам. Среди них был и мой отец, мичман на военном корабле “Император Индии”.

Список судов ВМФ [The Navy List] за 1920 год описывает его как 25 000‑тонный линкор, чье основное вооружение составляли десять 13,5‑дюймовых орудий, а вспомогательное – двенадцать 6‑дюймовых орудий. Помимо капитана, Джозефа Хенли, на борту находился контр-адмирал Майкл Кулме-Сеймур, второй в цепи командования Средиземноморским флотом, отвечавший за эвакуацию. Деникин, не нашедший доброго слова почти ни для кого из тех, кто был свидетелем его поражения, назвал Кулме-Сеймура “добрым и великодушным человеком”, чьему “обещанию можно было верить”. Адмирал, у которого был приказ использовать свою эскадру только для защиты гражданских транспортных судов, в конце концов разрешил погрузку войск и беженцев также и на свои военные корабли. Он пошел на риск, который, как оказалось, едва не обернулся катастрофой.