Черное и черное - [34]

Это не особенно огорчило ее. В конце концов, ей сейчас только не хватало разбираться, тренироваться и подстраиваться под такие серьезные изменения взаимодействия с окружающей действительностью. Чем меньше проблем, тем лучше, решила она. Хотя, где-то в глубине души, ей было жаль потерять обретенную было ею сверхсилу. Еще недавно она была уникальной, даже для своего мира. Теперь она была почти обычной. Почти. Можно ли считать сенсорные сверх границы только для одного человека уникальностью? Она не знала. Но зато знала, что быть первенцем для ее мира ей ни к чему. Ей уже нечего было развивать. Последнее его поколение умирало. И она из него — исчезла навсегда. Ее мысли обрели прежнюю невозмутимость, и она направилась к лесу, чтобы найти удобное место для отдыха и еду. Когда наступил рассвет, она уже крепко спала.

Разбудил ее детский крик. Крик души. Острая яркая вспышка детского страха. Она поймала ее покрепче и стала подбираться ближе, пытаясь определить, где это происходит и насколько происходящее серьезно. Происходящее было серьезным. Это был страх смертельной опасности и потери кого-то близкого. Это не был страх ночных кошмаров или безосновательный испуг, выросший до размеров страха. Он был настоящим, и таким сильным, что смог дотянуться до нее. В нее ткнулись еще две беспорядочно мечущиеся ленты острого страха, одна из которых была женской. И все были дети. Разного возраста. И происходило это где-то в конце перелеска, отделявшего лес от города. По пути в лес она видела там несколько деревень. Эта, судя по всему, была ближней. Потому что она постаралась отойти как можно дальше от человеческого жилья, чтобы ее сон не беспокоили посторонние угрозы, непосредственно не относящиеся к ее жизни. Локализовать тревожную инстинктивность она сейчас не могла. Она находилась в чужом мире и не знала, что от него можно ожидать. Она открыла глаза, поднялась и вгляделась в ту сторону, откуда шел страх.

Но, ничего не увидела. Там было темно. Тем не менее, она побежала в сторону страха. Чтобы разобраться с подробностями на месте, пока это был еще только страх и пока он не успел стать болью и ужасом. Сейчас он был дальше, чем она могла успеть добежать вовремя, если бы такое произошло. Подбегая, она подобрала еще один страх. Это был взрослый человек, слишком взрослый, старый, он тоже боялся, за себя, за детей и за кого-то еще. Страх был двойной. Вернее, это было два страха, как она тут же поняла, просто они были такими похожими, что поначалу она приняла их за один. Но они были разными и значительно. Один был мужским, другой женским, оба принадлежали старикам. И мужской за себя не боялся.

Почему-то она испытала повышенную симпатию к этому спокойно-беспокойному страху. Он был сдерживаемым и защищающим, пытающимся поддерживать остальных бояк, несмотря на страх собственный. И все они боялись кого-то. Кого-то было восемь. Семь мужчин и одна женщина. И на всех была кровь. Каждый из них убивал. И убивал беззащитных. Это были грабители. Большей информации для принятия решения ей не требовалось. Люди, которым они угрожали, были ей симпатичны и беззащитны. И она хотела, чтобы они перестали бояться. Поэтому она выхватила меч и на всякий случай бритву-бумеранг и побежала к жилью, из которого били волны страха. Ворота, огороженные забором из тычин, были приоткрыты и возле них стоял один из семи подонков. Стоял он неудобно. Скорей всего в пределах видимости остальных. Снять его незаметно было сложно. Но, все же не невозможно.

Вскоре она уже осматривала внутреннее пространство из-за плеча разбойника, беззвучно пришпиленного сквозь шейную артерию к воротам ограды в наиболее возможной естественной позе. Деревня была какой-то маленькой. Всего несколько домов. И почти во всех было тихо. Кроме одного. Во дворе, позади двух вооруженных мужчин, стояла женщина и держала за ворот задыхающегося ребенка. Он ловил ртом воздух, отчаянно боялся, но не кричал. Вокруг его шеи петлей была обвита веревка, и ее конец находился у женщины в свободной руке, мужчины дебильно склабились и что-то требовали от стариков, один из них держал в руках помертвевшую от страха девочку. Женщина, к которой гогочущие дебилы обращались с префиксом «Лэди», угрожающе смеясь, бравировала демонстративной кровожадностью, то затягивая петлю на шее мальчика, то угрожая девочке какой-то длинной железной ерундой, надетой на ее указательном пальце, наслаждаясь страхом детей и стариков, силой своей безнравственности и чувствуя себя при этом самой смертью, коварной, подлой и неотвратимой. Но, детям пока ничего серьезного не грозило, и убийца решила сначала заняться теми, кто в это время шарился в доме, поскольку она не знала, было ли у них метательное оружие. У этих его не имелось. Этих она успеет достать, если ситуация обострится. Она отошла от ворот и пошла вдоль ограды, выбирая наименее заметное от дома место, чтобы перебраться на ту сторону.

Когда она тихо вышла из тихого дома, в котором уже никто больше не шарился и не шевелился, на свет лунной дорожки у крыльца, мужчины начали расплываться в плотоядных ухмылках. Но женщина начала им что-то кричать. Показушная беспредельщица смотрела на нее во все морщинистые глаза, раскрывала рот с гнилыми зубами и узнавала, как выглядит неотвратимая смерть на самом деле. Один из мужчин сильно схватил девочку за волосы и попытался вскинуть нож. Но, это была его последняя неудачная попытка в жизни. Бумеранг, пролетев через его горло, вернулся между пальцев почти бездвижной Эрте. Второй попытался убежать. Женщина стояла оцепенев. Ее скрюченный палец, с глупой железкой, смешно нацелился на Эрту и начал дрожать. Женщина понимала, что мальчика ей лучше отпустить, что она и моментально сделала, когда рука Эрты с бритвой молниеносно вырвалась в сторону. В темноте раздался хрип убегающего и звук свалившегося на землю тела. Потом Эрта пошла к женщине. Та, понимая что шансов против настоящей смерти у нее нет, вдруг упала на колени и начала умолять Эрту сохранить ей жизнь. Внешняя шелуха ее эмоций пыталась солгать убийце и себе, что она только что передумала быть плохой и впредь будет очень, очень хорошей, что она наконец женщина, слабое беззащитное существо. Но, внутри этого существа не было женщины, как впрочем и мужчины, там не было ничего. Это была омерзительная зловонная пустышка. Эрта, смотря в ее лживые умоляющие глаза, молча перерезала ей горло.