Чернобыль, Припять, далее нигде… - [3]

Все были в шоке. Все с вытянутыми лицами стояли. Я был очень испуган. Полный шок. Такой удар — это землетрясение самое натуральное. Правда, я все-таки считал, что там, возможно, что-то с турбиной. Акимов дает мне команду открыть ручную арматуру системы охлаждения реактора. Кричу Газину — он единственный, кто свободен, все на вахте заняты: «Бежим, поможем». Выскочили в коридор, там есть такая пристройка.

По лестнице побежали. Там какой-то синий угар… мы на это просто не обращали внимания, потому что понимали, насколько все серьезно… Я вернулся, доложил, что помещение запарено. Потом… а, вот что было. Как только я это доложил, СИУБ (старший инженер управления блоком) кричит, что отказала арматура на технологических конденсаторах. Ну, опять я-я ведь свободен. Надо было в машзал… Я открываю дверь — здесь обломки, похоже, мне придется быть альпинистом, крупные обломки валяются, крыши нет… Кровля машзала упала — наверно, на нее что-то обрушилось… вижу в этих дырах небо и звезды, вижу, что под ногами куски крыши и черный битум, такой… пылевой. Думаю — ничего себе… откуда эта чернота? Потом я понял. Это был графит (начинка ядерного реактора. — Прим. авт.). Позже на третьем блоке мне сообщили, что пришел дозиметрист и сказал, что на четвертом блоке 1000 микрорентген в секунду, а на третьем — 250.

Встречаю Проскурякова в коридоре. Он говорит: «Ты помнишь свечение, что было на улице?» — «Помню». — «А почему ж ничего не делается? Наверно, расплавилась зона…» Я говорю: «Я тоже так думаю. Если в барабан-сепараторе нет воды, то это, наверно, схема «Е» накалилась, и от нее такой свет зловещий». Я подошел к Дятлову и еще раз на этот момент ему указал. Он говорит: «Пошли». И мы пошли по коридору дальше. Вышли на улицу и пошли мимо четвертого блока… определить. Под ногами — черная какая-то копоть, скользкая. Прошли возле завала… я показал на это сияние… показал под ноги. Сказал Дятлову: «Это Хиросима». Он долго молчал… шли мы дальше… Потом он сказал: «Такое мне даже в страшном сне не снилось». Он, видимо, был… ну что там говорить… Авария огромных размеров».

Сейчас уже нет нужды заново реконструировать события, предшествовавшие трагедии и следовавшие за ней. На эту тему исписаны километры бумаги. Ни одна атомная станция не может похвастаться таким вниманием к истории своего создания. Тысячи докладов, сотни свидетелей, десятки исследователей собрали воедино мозаику фактов, исторических сведений и судеб множества людей, так или иначе связанных с ЧАЭС. Николай Щербак в своей книге «Чернобыль» подробно описал аварию и строительство саркофага в 1986–1987 годах. Один из руководителей ликвидационных работ Анатолий Калачев в «Моем Чернобыле» рассказывает о простых трудовых буднях ликвидаторов, всех технических сложностях и остроумных решениях, применявшихся на уникальном объекте. Тогдашний заместитель председателя Припятского исполкома Александр Эсаулов воссоздал свою «Летопись мертвого города», где поведал о лихорадочной работе местных властей по эвакуации и консервации Припяти с близлежащими деревнями. И над всеми этими документальными свидетельствами очевидцев и участников — пронзительные строчки «Чернобыльской молитвы» Светланы Алексиевич, собравшей по крупицам крики отчаяния тысяч простых белорусов, потерявших дом, кров, своих родных и близких. Объединить разрозненные свидетельства очевидцев и добавить к ним современное понимание ситуации в зоне отчуждения — задача этого раздела путеводителя. Задача совершенно необходимая, ибо без оценки масштабов человеческой трагедии поездки сюда лишены абсолютно всякого смысла. Заброшенных деревень в России немало, есть в мире целые города, покинутые людьми, но нигде и никогда масштабы исхода не затрагивали таких огромных территорий в такие сжатые сроки. Случившийся на водоразделе эпох, чернобыльский опыт неповторим и тем интересен. Где-то совсем неподалеку переливается неоном рекламы столица независимой Украины, а здесь нетронутое советское прошлое образца 1986 года с укором взирает на нас глазницами разбитых окон. Как же все начиналось?

Аз есмь Альфа и Омега, Начало и Конец

(Апокалипсис, 1)

Город Чернобыль, давший название атомной станции, на самом деле отношения к ней практически не имеет.

Этот городок, известный еще с 1127 года как Стрежев, получил свое нынешнее название при сыне киевского князя Рюрика в конце XII века. В качестве небольшого уездного центра он оставался до недавнего времени, переходя из рук в руки. В XIX веке в городке появилась многочисленная еврейская община, а пара его представителей (Менахем и Мордехай Чернобыльские) даже канонизированы иудейской церковью в качестве святых. Последних хозяев округи — польских толстосумов Ходкевичей — прогнали большевики. Так бы и сгинуть заштатному полесскому городку в исторической безвестности, подобно тысячам его близнецов, не прими в 1969 году тогдашние власти решения построить в его окрестностях самую большую в Европе атомную станцию (поначалу все же в проекте фигурировала ГРЭС). Она получила название Чернобыльской, хотя и находится на расстоянии 18 км от города-«прародителя». На роль столицы украинских атомщиков захолустный бревенчатый поселок не подходил, и 4 февраля 1970 года строители торжественно вбили первый колышек в основание нового города, названного по имени местной полноводной реки Припять. Он должен был стать «витриной социализма» и его самой передовой отрасли.