Чернильные стрелы - [38]

– Панари, дать айфон.

– Дай, а не дать.

– Да, дай айфон.

– А где «пожалуйста»? – проворчал мастер, но вытащил из сумки требуемое.

«Айфон», значит, не «офон».

Олег взял артефакт и куда-то нажал. Но вдруг выругался на своем языке. Точно, он же забыл, что механизм умер. Забавно.

Чужак протянул айфон обратно и вновь закрутил головой по сторонам.

Ничего необычного здесь не было, обычные предместья, которым не хватило места за городской стеной. По закону тут нельзя возводить никаких каменных построек, только дерево. Это объяснимо: случись война, и враг подступит к Контрарди, все эти кварталы будут безжалостно сожжены самими горожанами. Незачем дарить осаждающим прочные укрытия. Слободские управы с каждого дома собирали каменную подать – деньги, на которые когда-нибудь будет сооружено еще одно кольцо высоких стен. Вот тогда здесь отстроятся настоящие городские кварталы с каменными и кирпичными домами, улицы замостят, а предместья снова начнут липнуть уже к новым границам города. По слухам, до этого еще было далеко, скорее всего, это поколение слободских настоящими горожанами так и не станет: воздвигнуть полноценные стены такой длинны – это ужас как дорого.

Когда-то Панари и сам жил тут, как раз с этой стороны города, хотя и севернее. Слобода Вокри была его домом почти десять лет, пока он не смог позволить себе дом с мастерской в Новом городе. Жизнь в предместье была, конечно, дешевле, но, во-первых, статус, а во-вторых, спокойствие. Войны Коста не боялся, даже не думал о том, что она может случиться, но простая жизнь порождает простые нравы. Все же за стенами, пусть даже внешними, ночная прогулка – это всего лишь прогулка. А вот в слободе она может закончиться потерей кошелька, а то и жизни. Стражи тут меньше, и следит за порядком она отнюдь не так строго. В Северной слободе солдаты вообще скорее заботятся о собственной безопасности, а не о спокойствии жителей. Хотя северских, пожалуй, побеспокоишь…

Потом в предместьях все же не очень чисто. В Вокри еще ничего, но все равно – запрет на мощение улиц так или иначе подразумевает грязные лужи после дождя и пыль в сухую погоду. Мусорщики порой забывают приезжать к поганым местам, и от тех на жаре исходит смачная вонь. А сжигать страшно: сколько слобод в истории ойкумены полностью выгорало от одного маленького костерка. И страх проснуться однажды в море огня тоже подталкивал Панари переехать за стены. Заплатить, конечно, пришлось много, но жить механику стало куда как спокойнее.

Поэтому слободы он проезжал без какой-либо ностальгии и интереса и обрадовался уже виду городской стены. Ближайшие постройки отстояли от нее на сто гло – тоже закон – ров выложен камнем, в нем все так же тихо текла вода. Со стороны предместий его огораживал деревянный парапет, чтобы никто спьяну лишний раз не падал. Панари покосился на Олега. Угадал: тот рассматривал куртины и мощный барбикан с восторгом ребенка, которому старый стражник дал подержать свой потертый меч. И даже разрешил вытащить его из ножен. Экипаж выехал на мост, рыжая Сольфо зацокала копытами по дубовым доскам настила. Гвардейцы не обратили на спутников ни малейшего внимания, как и на прочих горожан, снующих в обе стороны. Уже давно ворота Контрарди не закрывались, хотя и содержались в полном порядке. Мастер обратил внимание, что петли сверкали свежим маслом.

И пошлину за въезд не брали сколько веков уже. Хотя старая столица и имела свой особый статус, но все же вольным городом не считалась. Вот те имели право взимать въездную плату, некоторые даже с отъезжающих монеты стричь умудрялись.

– Ну что, Олег, почти дома. Контрарди приветствует его, поприветствуй и ты его.

И Панари изобразил вежливый поклон. Чужак неуверенно повторил жест, а потом ему стало не до того.

Да, кто в первый раз проходит или проезжает под Третьим Барбиканом, тот некоторое время потрясенно молчит. Их всего четыре таких: Третий, Шестой, Королевский и Восточный. Остальные были выстроены утилитарно, без изысков, а эти стали настоящим украшением города. Барельефы на стенах изображали великие битвы прежних времен, хитрая система зеркал подсвечивала резной камень, отчего фигуры отбрасывали напряженные тени. Гулкое эхо шагов, топота копыт и скрежетания колес по брусчатке только усиливали впечатление, оживляя застывшие картины. Панари знал, что среди этого великолепия есть и бойницы, и каналы для кипятка и смолы, так что барбикан служил не только достопримечательностью.

А когда Олег увидел каменные дома Восточной улицы, мастер испытал неподдельную гордость за город, который давно считал своим. Да, по сравнению с слободскими кварталами, где даже тракт вился змеей в деревянной застройке, широкая и прямая перспектива производила впечатление. Здания о пяти этажах, сложенные из камня, некоторые оштукатуренные и покрашенные. Контрарди – город-праздник. Город зеленых дворов и торжественных площадей. Город студиоузов, мастеров и пуаньи самых древних родов.

К вечеру улицы Нового города, как всегда, почти опустели, и ехать было легко, не надо было проталкиваться сквозь толпу и разъезжаться с другими экипажами. Хотя Восточная и в самые загруженные часы своей шириной позволяла избегать запруд. И Панари легко выправил по ней до площади Святого Отраро,  на которую опирался одним свои плечом Отраров мост.