Чернее ночи - [133]

Это подхлестнуло Бурцева. И, сразу почувствовав необыкновенный прилив сил и решимости, он произнес тихо, но отчетливо:

— Я говорю об Алексее Александровиче Лопухине, бывшем директоре Департамента полиции, непосредственном начальнике Евно Фишелевича Азефа, он же, Азеф — Евгений Филиппович Раскин, Виноградов, Филипповский, Вилинский, Валуйский, Диканский, Даниельсон.

— Алексей Александрович Лопухин? — с удивлением переспросил Лопатин.

— Ну, конечно же, Бурцев продолжает свои игры! — взорвался Марк Натансон. — И опять пойдет сказка про белого бычка. Вы, как хотите, товарищи, но мне, например, давно уже все ясно, пора кончать эту бездарную комедию и принимать решение. Предлагаю голосовать за окончание суда. Кто за?

И он решительно поднял руку, взглядом требуя следовать его примеру.

— Погодите, погодите, товарищи, — прозвучал в ответ неторопливый голос Кропоткина. — Я считаю, что суд должен выслушать уважаемого Владимира Львовича. А уж какие будут сделаны выводы из его рассказа, это, надеюсь, он позволит решить нам. Не так ли, Владимир Львович?

— Я только этого и хочу, — поспешно отозвался Бурцев.

— Мы слушаем вас, Владимир Львович, — поддержал Кропоткина Лопатин. — Рассказывайте, только, ради бога, не волнуйтесь, это ведь так важно!

Натансон хотел было что-то возразить, но против мнения сразу двух таких уважаемых членов суда пойти не рискнул и лишь обменялся быстрыми и многозначительными взглядами с Черновым. Савинков тяжело вздохнул и опустил взгляд.

— Так вот, товарищи... — Бурцев откашлялся, и глубоко вздохнул, набрал воздуха полную грудь, словно готовясь погрузиться в глубокую воду. — Да, занимаясь историей русского революционного движения, я, как вам, товарищи, всем известно, всеми доступными мне способами добывал и добываю самые секретные, я бы сказал — совершенно секретные материалы, с которыми знакомлю широкую общественность на страницах журнала «Былое». Среди тех, кто, как я решил, мог бы нам быть полезен в разоблачении политических и полицейских тайн самодержавия, и бывший директор Департамента полиции Алексей Александрович Лопухин. Насколько я имел возможность его изучить, это человек умный, порядочный, интеллигентный, хотя и убежденный монархист и сторонник самодержавия. Словом — наш политический противник, но противник уважаемый. К тому же, каквы знаете, жертва грязных интриг и происков, раздирающих год за годом правительства Российской империи. Не скрою, подыскивая подходы к Лопухину, я надеялся сыграть на его обидах, на его возмущении интригами, жертвой которых он стал...

Опальный начальник Департамента полиции... конечно же, Бурцев, начав беспощадную борьбу с этим зловещим учреждением, не мог не попытаться использовать в ней и Лопухина. В 1906—1907 годах он сумел познакомиться с Лопухиным и даже несколько раз встречался с ним, будучи в Петербурге. Лопухин, оценив в Бурцеве интересного собеседника и специалиста по российскому, революционному движению конца XIX века посещал Владимира Львовича в петербургской редакции журнала «Былое». Они явно испытывали взаимные симпатии, но сколько ни пытался Бурцев осторожно навести своего собеседника на дела полицейские, Лопухин вежливо, но решительно уходил от таких разговоров. И все же встречи их продолжались. Даже когда Бурцеву пришлось бежать из России и он очутился в Финляндии, Лопухин по приглашению преследуемого полицией Владимира Львовича тайно приехал для встречи с ним в Териоки.

Расставаясь, они договорились о встрече в Германии, куда Лопухин собирался приехать летом 1908 года. Бурцев дал ему свой парижский адрес и просил обязательно написать, как только Лопухин окажется за границей. Лопухин обещал и свое обещание выполнил. Правда, письмо из-под Кельна, из курортного местечка, где отдыхал Лопухин, шло в Париж около месяца, и когда Бурцев наконец получил его, ответить и договориться о встрече было уже невозможно.

К счастью, в самый последний момент, Бурцеву удалось узнать, когда Лопухин должен был возвращаться в Россию. В тот день он приехал в Кельн, на вокзал, где, по его словам, «стал осматривать поезда, приходившие с курорта, где жил Лопухин».

Бывшего директора Департамента полиции он проследил до Восточного экспресса, шедшего через Берлин в Россию, занял место чуть ли ни в том же вагоне и, как только поезд тронулся, явился в купе Лопухина.

Лопухин, как был убежден Бурцев, нимало не удивился этой встрече.

«Лопухин прекрасно понимал, зачем я хотел его видеть и о чем я хотел его расспросить, — писал в своих воспоминаниях Владимир Львович. — Этого он не мог не понять еще из разговора со мной в Териоках. Он легко мог уклониться от встречи со мной за границей, однако он этого не сделал, и я надеялся, что в частной беседе он даст нужные мне указания насчет Азефа. Но я, конечно, понимал, что Лопухину нелегко было делать разоблачение об Азефе».

И, понимая сложность положения своего собеседника, Бурцев поначалу завел беседу на нейтральные темы, рассказывая о своей журналистско-исследовательской работе, об издательских планах «Былого» и сотрудничестве, к которому давно пытался привлечь и Лопухина, уговаривая его написать и передать для публикации свои воспоминания.