Черная тропа - [64]

- Нет, наверно, не все. - И Петро опустил голову.

Дядя словно крапивой ужалил его. Не знал Петро, с какого конца и рассказывать безутешную правду. Взглянул на старика, и еще сильнее защемило у него в груди. Темные, как спелый терн, выразительные глаза тетки готовы были смеяться от большой радости. У дяди тоже разгладились лучистые морщинки в уголках глаз. Так стоило ли омрачать печалью радостные минуты? Петро колебался.

- Правду говорили люди, - наконец произнес он.- Сидел бы и сейчас в тюрьме, если бы немцы не освободили…

В хате воцарилась тишина. Старик глубоко затянулся дымом цигарки. Потом бросил окурок под припечек и сказал:

- Что было, то прошло; что имеем, о том знаем; а что будет - увидим. Нехорошо получилось, да уж не переделаешь…

- Хорошо, что хоть живой-здоровый остался, - спохватилась тетка.- А вот от нашего Андрейки ужо больше двух месяцев ни слуху ни духу.

Петро еще сызмальства глубоко уважал своего двоюродного брата. Хотя Андрей на несколько лет старше, это не мешало им быть неразлучными друзьями. Летом они целыми днями пропадали на пруду, бродили в лесных чащах, выслеживали гнезда перепелов. Когда у Петра умерла мать и тетка Грициха забрала его к себе в город, кончилась для мальчика золотая пора детства. С тех пор он редко бывал у дяди, а еще реже виделся с Андреем.

С детства двоюродный брат увлеченно писал стихи, а после школы поехал в столичный университет. Вскоре из Киева он прислал Петру открытку: «Я, сын потомственного нищего Федора Коляды, ныне студент советского университета…» И вот учебу на третьем курсе прервала война.

- Где-то он сейчас? - запричитала тетка, вытирая глаза. - Одно-одинешенькое письмо через неделю после начала войны прислал. Написал, что пошел добровольцем на фронт. Обещал еще написать и вот как в воду канул. Что с ним? И сны какие-то нехорошие мне снятся…

- Довольно, старуха, слезами горю не поможешь… А как же там, в городе? - обратился дядя к племяннику. - Грициха торговлю еще не развернула?

- Как раз собирается. И мне наказывала, чтоб в селах цены на продукты узнавал.

- Не человек - червь ненасытный. И когда уж она барахлом насытится? В могилу, что ли, собирается свои лохмотья забрать? Ну, да хватит перед обедом о Грицихе. Чтобы аппетита не портить. Стара, угощай гостя, чем богаты.

К ночи, видно, сорока на хвосте разнесла по селу весть о том, что приехал из города Ивченков сын. Когда с луга потянуло туманом и сыростью, ко двору Федора Коляды стали собираться соседи, родственники и просто знакомые. Всем хотелось послушать новости, забыли люди о газетах при новой власти.

Далеко от больших дорог затерялась среди лесов Яновщина. И хотя вокруг уже управляли старосты, здесь еще жила Советская власть. Люди, как и раньше, ходили в колхоз на работу и с тревогой ожидали завтрашнего дня. Фашистов видели здесь лишь тогда, когда проходил фронт, - больше новая власть сюда не показывалась. Носились разные слухи о новых порядках, и никто точно не ведал, где правда. Поэтому и собрались к Коляде послушать бывалого человека из города. А где у хороших людей обходится без чарки? Вот и выпили за здоровье гостя, за лучшие времена, за победу, а уж после и разговор пошел оживленнее.

Петр охотно отвечал на все вопросы, которыми засыпали его селяне: и о грабежах, и о вырубленных аллеях, и об убийствах, насилиях… Будто наяву увидели хлеборобы все эти бесчинства. Об одном лишь умолчал Петро: о том, как очутилось в его кармане полицейское удостоверение.

С того вечера односельчане Коляды стали собираться к хате старого Федора, как на молитву. Говорили о партизанах генерала Горы, появившихся в окрестных селах, советовались, как бы переправить заступникам народа хлеб нового урожая и скот…

Проходили дни. От нечего делать дядя принялся бондарничать, а тетя - трепать коноплю. Петро тоже не оставался без дела. Он или помогал старику гнуть обручи в пристройке, или ходил в лес за лещиной. Время от времени старики замечали, что племянник становится печальным и нелюдимым. Тогда они еще усерднее хлопотали возле него, пытаясь развеселить. Не догадывались, что в такие минуты он был далеко от них - в Черногорске, на Беевке, в небольшом домике Гриндюка.

Перед Октябрьскими праздниками Петро решил возвратиться в город.

- Снова к Грицихе? - угрюмо спросил Коляда.

- А то куда же?

- Ой, Петро, послушай меня, старого, не ходи к ней больше, оставайся у нас. Ведь собьет тебя с пути праведного старая прорва, рублем собьет. Ты ее еще не знаешь. Чует мое сердце, что к делу с тюрьмой она тоже руку приложила. Весь ее род испокон веков нечистый. Только добра тебе желаю, поэтому расскажу, что они за люди. Мы ведь когда-то соседями с ними были, потом породнились, так что я их хорошо узнал. Не люди, а волки настоящие, о наживе и барыше только и мечтали. Все хитрили, все обманывали людей и на этом богатели. Жила Грициха со своим братом Кириллом, пока не вышла замуж за какого-то вдовца из Черногорска, державшего магазин. А отец твой тут один остался. Попутала же нечистая сила мою младшую сестрицу Ольгу с ним связаться. Наверно, дольше прожила бы, да он ее живьем в могилу согнал. Мы, вишь, бедняки, еще деды-прадеды в долгах у Ивченков были. Не зря же нас и Колядами прозвали. А бедного всякий обидит, кому не лень. Кирилл Ивченко никогда не ленился. Как только не глумился он над твоей матерью: и мокрыми вожжами ее бил, и из хаты на мороз нагую выгонял, и за косы по улице таскал… Мы уж и просили, и уговаривали его, да где там! А власть наша тогда слабенькая была, не у кого защиты просить. Скоро, правда, и на Кирилла погибель нашлась. В двадцать девятом стали создавать колхозы. Вот тогда и решил он кулацкий бунт поднять. Но его свои же селяне связали и передали уполномоченному по области Герасиму Гриндюку… Казалось бы, для Ольги солнце взошло… Взойти-то оно взошло, да только ненадолго. То ли отбил что-то Кирилл у нее в груди, то ли в изувеченное тело хвороба вселилась, только стала Ольга кровавым кашлем задыхаться и как свеча таять. Видели все, что смерть у нее уже за плечами стоит. Не успела она и глаз сомкнуть, как черной вороной прилетела из города Грициха. Все барахло заграбастала - не пропадать же, мол, братниному добру. А чтобы глаза всем замылить, тебя забрала. Хотел я возразить, да сельсовет за Грициху горой встал, - ребенка, мол, бездетной надо отдать. Вот так ты и очутился в Черногорске. Давно уже я собирался тебе об этом рассказать, все случая удобного не было. Да и побаивался: поймешь ли ты меня? А теперь ты взрослый, понимай, как знаешь…