Черная троица - [58]
– Вот уж невелика потеря, этот толстяк все равно…
Капитан не успел договорить. Дикий крик, даже скорее вопль, наполненный ужасом, раздался из темноты. Прозвучал он именно оттуда, куда убежал Овиль.
Выхватив меч, Торн, не раздумывая, бросился на шум. Умберто, который оказался неподалеку, последовал за капитаном, освещая ему огнем Эльмы дорогу. Смрад, наполняющий воздух, стал еще гуще.
В неверном свете блеснули желтые клыки и когти. Огромная мохнатая туша, размером с пару лошадей, лежала около стены пещеры. Горный медведь, хозяин этого логова, был мертв. Рядом с ним валялось бесчувственное тело Овиля. Он потерял сознание от страха, когда, спасаясь от летучих мышей, наткнулся на медведя.
Судя по тому, что некогда черная шерсть была седой, а зубы – сильно стесанными, медведь издох от старости. И, как верно подметил Нокт, случилось это, вероятно, самое большее с неделю назад.
– А ты был прав, Торн! – Граф внимательно осмотрел тушу. – Горцы действительно хотели заманить наш отряд в ловушку. Эта пещера, в которой мы должны были искать спасения, обернулась бы для многих из нас смертельной западней…
– Но о том, что старый медведь сдох, эти негодяи узнать еще не успели! – рассмеялся капитан.
– Не успели… – задумчиво повторил Мартин. – Капитан! Прикажи содрать с него шкуру! Как можно быстрее!
– А зачем? – Клаудия, которая вместе с еще несколькими церковниками помогала раненым, теперь подошла и с любопытством смотрела на чудовищное животное.
– Я думаю, мы сможем убедить этих дикарей в том, что их хитрый замысел удался. – Граф улыбнулся, но тут же нахмурился. – И я очень на это надеюсь…
– Готово. – Капитан подошел, утирая лоб. – А здесь становится жарко. Что теперь?
– Рычи.
– Что?!
– Ну же, разве ты забыл, как мы охотились на оленей и как ты загонял их, подражая волкам?
– Так я тогда выл, а не рычал! – Торн недоумевающе посмотрел на графа. – И зачем это нужно?
– Я уверен, что рычать у тебя получится ничуть не хуже, чем выть. А остальные, – граф Мартин повернулся к столпившимся вокруг солдатам, – должны кричать. И как можно испуганнее.
– Кажется, я догадался! Здорово придумано, ваше сиятельство! – с восхищением посмотрел капитан на графа. – А вы уверены, что разбойники поверят, что это чудовище всех нас сожрало?
– Ты же их в этом и убедишь.
– Одним-то рычанием?
– Не только. Боюсь, тебе придется влезть в его шкуру.
Торн с отвращением на лице обернулся к ободранной туше. Шкура мохнатой горой лежала рядом. Пахла она так же мерзко, как и выглядела.
– Может быть, кого другого в нее нарядить?
– Нет, Торн, лишь тебе могу я доверить эту сложную задачу. Но одному с ней не справиться – шкура слишком велика для одного человека. Бери в помощь кого хочешь.
Большинство из подошедших солдат внезапно вспомнили о важных делах в другом конце пещеры. Нет, трусами они не были – иначе не оказались бы в графском отряде. Но влезать в свежесодранную шкуру сдохшего неделю назад медведя не хотел никто.
Торн мрачно обводил взглядом редкий круг оставшихся. Внезапно лицо его просветлело, и он радостно ткнул пальцем:
– Вот кто мне поможет! Ну, дружок, иди сюда!
Жертвой его стал Овиль, который только-только пришел в чувство и теперь вертел головой, пытаясь понять, где он и что происходит.
Убедить слугу помочь Торну смог только сам граф, пригрозив Овилю, что если тот откажется, то его направят парламентером к горцам. Воспоминания о пронзенном стрелами мешке с отвергнутыми дарами оказались еще свежи, и Овиль, причитая, влез на шею дюжему капитану. Слова, которые при этом говорил сам Торн, были куда цветастее. Смутившийся Умберто пообещал любопытной дочери, что объяснит смысл этих выражений несколько позже.
Наконец шкуру натянули на капитана со слугой. Конечно, вблизи подделку можно было различить сразу. Но сверху, где укрылись горцы, медведь должен был выглядеть вполне естественно. Торн испустил несколько раскатистых рычаний. Получилось это у него так похоже на звериный рев, что лошади стали испуганно ржать и бить копытами. По команде графа к шуму присоединились солдаты, испуганно вопя и гремя оружием.
– Теперь вам придется выглянуть из пещеры, – приказал Мартин. – Иначе разбойники могут засомневаться.
Он протянул Овилю кусок медвежатины, который только что отрубил мечом:
– На, возьми в пасть!
– Ну уж нет, – неожиданно решительным тоном заявил слуга. – Пусть тогда меня лучше стрелами истыкают.
– Идиот, – прорычал Торн, – протяни через пасть руку и возьми в нее. Потом засунешь обратно так, чтобы мясо торчало из пасти.
Солдаты, издав последний истошный крик, замолчали. Часть из них зажимала морды лошадям, затянув их ремнями. С трудом «медведь» протиснулся через выход из пещеры.
– Я боюсь, – прошептала Клаудия, – а вдруг в них станут стрелять или бросать камни?
– Нет. – Граф осторожно похлопал ее по плечу. – Вспомни алтарь перед ущельем! Горцы поклоняются медведю как хозяину гор и ни за что не поднимут на него руку. Слышишь?
Действительно, снаружи раздались радостные крики. Один из разведчиков, прокравшись к выходу, осторожно выглянул, прикрываясь за камнями.
– Повылазило их там наверху сотни три, не меньше. И это только с одной стороны. Стало быть, их, наверно, еще вдвое больше, – доложил он, вернувшись. – Прыгают как ненормальные, орут, копьями машут. А как наш капитан зарычал, они все оружие побросали и на колени попадали, мне так показалось. Снизу-то особо много не разглядишь.
Если твой друг вдруг оказался втянут в очень плохую компанию, его надо оттуда вызволять! Именно так и решают поступить юный волшебник Амин и эльфийка Элениэль, когда их приятель Вайран, с которым они вместе учились в Гильдии Магов, сначала таинственным образом исчезает, а потом вдруг обнаруживается в окружении оккультистов и некромантов.Но кто мог представить, что эта история положит начало самым страшным и судьбоносным событиям, которым суждено будет навсегда изменить жизнь всего Мира Волшебников…Что в этой истории правда, а что легенда – решать читателю.
В данный сборник вошли рассказы, написанные в самых разных жанрах. На страницах этой книги вас ждут опасности далёкого космоса, пустыни Марса, улицы пиратского Плимута, встречи с драконами и проявления мистических сил. Одни рассказы наполнены драмой, другие написаны с юмором. Некоторые из представленных работ сам автор считает лучшими в своём творческом багаже.
«На пороге» — научно-фантастическая повесть, рассказывающая о противостоянии человеческой цивилизации и таинственной космической расы, стремящейся превратить Землю в огромный полигон для реализации своих безумных идей. Человечество оказалось на пороге новой эпохи, и судьба всего мира зависит от усилий нескольких пытливых учёных, бьющихся над тайнами внеземных технологий и пытающихся познать предназначение разума. В сборник также вошли рассказы разных лет.
«ВМЭН» — самая первая повесть автора. Задумывавшаяся как своеобразная шутка над жанром «фэнтези», эта повесть неожиданно выросла до размеров эпического полотна с ярким сюжетом, харизматичными героями, захватывающими сражениями и увлекательной битвой умов, происходящей на фоне впечатляющего противостояния магии и науки.
Что ни ночь, то русский народный праздник приходит с волшебницей-матрешкой в этот удивительный дом. Сегодня здесь зима и Святки с волшебными колядками и гаданиями в сопровождении восковой невесты. Завтра Масленица с куклой-стригушкой и скоморохами. Будет ночной гостьей и капелька-купалинка с жемчужными глазками, и другие. Какой ещё круговорот праздников ждет хозяек дома, двух сестричек-сирот Таню и Лизу? Какая тайна кроется в этом доме? И что получат девочки в дар от последней крошки-матрешки?
Карн вспомнил все, а Мидас все понял. Ночь битвы за Арброт, напоенная лязгом гибельной стали и предсмертной агонией оборванных жизней, подарила обоим кровавое откровение. Всеотец поведал им тайну тайн, историю восхождения человеческой расы и краткий миг ее краха, который привел к появлению жестокого и беспощадного мира, имя которому Хельхейм. Туда лежит их путь, туда их ведет сила, которой покоряется даже Левиафан. Сквозь времена и эпохи, навстречу прошлому, которое не изменить… .
Каждый однажды находит свое место в этом мире, каким бы ни было это место. Но из всякого правила бывают исключения, особенно если речь заходит о тех, кто потерялся не только в жизненных целях, но и во времени.