Чёрная сова - [17]

— У тебя, наверное, есть, кому слушать!

— Есть, — согласился «новобранец» Егорий. — Только я хотел сказать... то, что никому не смогу сказать, даже духовнику. Но ты справедливо меня осадил, благодарствую. Во мне ещё столько грязи, обиды, которая не отстоялась, не вызрела, как грязь...

— С какой стати в Норильске погранзона? — усмиряя кипение чувств, спросил Терехов. — Мне сказали — открытый промышленный город.

Жора пожал плечами.

— Весь Таймыр — особая зона. С севера у нас граница почти не прикрыта.

— Не было печали... И что посоветуешь?

— Не посоветую — помогу, — вдруг с готовностью заявил однокашник. — Ты женитьбу затеял, чтоб паспорт поменять?

-Ну.

В голосе его все-таки послышалось облегчение.

— Так и понял... Только в милицию с обменом не суйся. Её сразу арестуют, она во всех розыскных базах забита, я проверял. Найди надёжного человека в МВД — и через него, за деньги... У меня есть один продажный лакей!

— Уже нашёл, дальше что?

Жора поплутал взглядом по монастырскому двору, испытывая явное желание посмотреть однокашнику в лицо.

— Смотри, чтоб не обманули. А то и бабки получат, и сдадут потом.

— Как сделать, чтоб не сдали?

Он помедлил, разглядывая ботинки Терехова, и вроде бы даже усмехнулся.

— Наивный ты человек, Шаляпин. Может, у тебя что-то и получится с Таймыром. Ты чище меня...

И осёкся, вспомнив, что обещал избавить однокашника от исповеди. Наверное, он нарушал монастырские правила и этикет, учил мирского человека дурному, однако в армии курс молодого бойца потому и назывался карантином, что там выявлялись и лечились все болезни, и не только физические.

— Снимай на телефон, на диктофон пиши все разговоры, — со вздохом сожаления заговорил Жора. — Прямо в наглую, без стеснения, чтоб искушений не было. Хотят бабок — поймут и стерпят. Такой у них бизнес.

Терехов пожалел, что сам не догадался сделать этого с паспортистом, хотя привязать его на короткую цепь ещё было можно, когда придётся передавать фотографии, потом свидетельство о браке и отдавать всю сумму окончательного расчёта.

— И будь осторожен, никому не доверяй, — продолжал учить послушник, напрочь забыв, где находится и в каком он теперь положении. — Если проколешься на каком-то этапе, за тобой установят слежку, оперативное наблюдение. Почаще отслеживай хвосты. Но могут подослать хорошего знакомого, даже лучшего друга перекупить.

— Моего друга не перекупить, — заверил Терехов, думая о Мишке Рыбине.

— Запомни: поймают на криминале и перекупят с потрохами! Кому сидеть охота? На встречи не подъезжай на машине, лучше брось за пару кварталов. Иди пешком и с оглядкой.

Теоретические зачатки конспирации им втолковывали ещё в Голицинском погранучилище КГБ, Терехов много что помнил и слушал с неохотой.

— А что с пропуском в зону? — уже без всякого стеснения спросил он. — Месяц ждать не могу. Связи остались?

— Сейчас за территорию нельзя без благословения, — Жора с тоской поозирался. — После вечерни заступлю на службу. И пойду в самоход... Тут дисциплина — Голицино отдыхает.

— Возьми телефон!

— Святая простота... Такие вопросы с глазу на глаз! Она же в розыске — понимаешь? Сторожки расставлены всюду. В авиакассах, на вокзалах...

— Пропуск нужен завтра к вечеру. Её имя теперь будет Терехова Алевтина.

Сказал об этом умышленно, чтобы досадить, уесть, но Репей укрепился в монастыре, хорошо держал удар — даже не дрогнул и только спросил:

— Она-то хоть знает?

— Придёт время — узнает, — отмахнулся Терехов.

— Правильно, с ней так и надо. Паспортные данные впишешь сам.

И как-то резко, без всяких слов отстал, будто выпрыгнул из лодки на берег. А Терехов, напротив, выйдя с монастырского двора, оказался в водовороте. Позвонил «бракодел» и просил срочно приехать в ЗАГС, где его ждали, и уже с банковскими чеками о переводе денег. Он пересчитал наличность и оказалось — не хватает, запросы устроителей семейного счастья были нехилые, пришлось заезжать домой. И тут, после нравоучений послушника Егория, Андрею показалось, что у подъезда вертится соглядатай: пенсионного вида серый человек с газетой. Может, какой сосед греется на солнце бабьего лета — Терехов почти не знал жильцов дома из-за вечных командировок, а может, и шпион, ибо смотрит в газету и одновременно стрижёт по сторонам острыми глазками. Пока сидел в машине и отслеживал его поведение, позвонил паспортист и поторопил с фотографиями, чем ещё больше насторожил. Почему именно в это время, когда он заехал на квартиру?

Тоскливое сосущее ощущение появилось под ложечкой. Однако напоминание о фото подвигло Терехова не тратить время на конспирацию и не поддаваться липким шизофреническим мыслям. В квартиру он не пошёл, оставил машину во дворе и побежал сначала в фотосалон на углу. Скучающая без работы джинсовая девица преспокойно его выслушала, ничему не удивилась — даже тому, что снимать придётся в полутёмной комнате и без вспышки, потому как у женщины светобоязнь. Назвала цену услуги, взяла какой-то аппарат с мощным объективом и заперла двери своей кандейки.

— Я готова.

В тот момент его это не насторожило, и лишь у подъезда, когда вновь заметил пенсионера с газетой, он вдруг подумал, что ведёт в дом, к Алефтине, совершенно незнакомого, непроверенного человека. Навязчивая мысль, заложенная Репьём и приставшая, как репей, подтолкнула воображение, но отступать было поздно. Он галантно взял фотографа под локоток, отворил дверь и ввёл в квартиру.