Чёрная сова - [15]
— Не пробовал, товарищ капитан, — многозначительно признался старлей. — Зырян от шамана ушёл. Теперь сам водит клиентов через границу, будто на «места силы». И руками лечит. Триста баксов с каждого лоха.
— Можешь не продолжать, — перебил Жора. — Заприте костоправа, утром разберёмся. А эту третью жену — ко мне.
Найди предлог. Пропуска явно нет, с Украины... Как её имя?
— Макута. Но это, вроде, фамилия...
— Завтра же эту Макуту в мою опочивальню!
Заместитель глянул на Терехова и оправдался:
— Опочивальня — это рабочий кабинет.
Терехов уловил тонкую подоплёку их диалога, вспомнил про деньги, за которые опасался турист, и подумал, что впутался в некие понятные посвящённым отношения, возможно, тайный бизнес, существующий на заставе. Но это были чужие дела, встревать в которые Андрей не любил и в какой-то степени понимал Репьёва: на получаемое денежное довольствие коттедж на юге не построить, а квартиры не дождаться. Да и от тоски по женскому полу тут загнёшься, развлекаются ребята.
— Он какую-то Ланду здесь потерял, — вставил Андрей. — У которой был в чертогах. В бреду про чёрную сову Алеф молол, про окна.
— Кого потерял? — всколыхнулся Репьёв и переглянулся со своим замом. — Какую Ланду?
Андрей такой живой реакции однокашника не ожидал.
— Не знаю... Говорит, что на коне здорово скачет. Ещё чёрной совой называл, по имени Алеф. Она отравленными стрелами стреляет. Вроде как его возлюбленная.
Жора в лице сменился, скорчил злобную гримасу, но, может, и от жара.
— Как он узнал её имя, гад?
— Какое имя?
— Её знают здесь как Ланду. Алеф — священное имя чёрной совы. Значит, он побывал в чертогах?
Терехов ничего не понял.
— Это что — местный фольклор? — ухмыльнулся он.
— Местный, — отозвался Репей, — А так вообще-то Алефтина.
— Какая Алефтина?
— Не обращай внимания, — отмахнулся тот. — Я сам в именах запутался. Здесь местный шаман всем новых имён надавал, и знаешь — пристают... — пропел задумчиво и отстранение: — Живёт моя отрада в высоком терему, а в терем тот высокий нет хода никому...
— Ланда живёт не в терему, а в какой-то башне, — поправил его Терехов. — Про неё и мой напарник вспоминал.
— Ты сам это слышал? — Жора слез с полка и окатил голову холодной водой.
— Про башню?
— Про Ланду! И про Алеф!
— Все уши прожужжал. Скоро сутки с ним вожусь!
— Представлю к награде, — вполне серьёзно пообещал начальник заставы, но хотел сказать нечто другое. — Благодарю за содействие, получишь медаль.
— Мне что — «служу России» кричать? — откровенно съязвил Терехов.
И тем самым словно вернул Репья к реальности. Он отправил вспотевшего зама прочь, после чего попытался реабилитироваться в глазах гостя.
— Кричать не надо. Значит, так: завтра цепляем кунг с полной начинкой. И солдата-срочника тебе даю в помощь. С наукой надо дружить. Но чтоб за неделю все работы завершил и отчалил к любимым детям. А твоего туриста я разделаю по полной.
— Он деньги спрятал, — опять съязвил Терехов. — Хоть и с тараканами, но соображает.
— Не в деньгах счастье, — бездумно отозвался Жора. — Медаль получишь!
— Благодарствую, ваше благородие!
— Не ёрничай, Шаляпин. Вопросы?
— Вопрос гусарский: кто такая Ланда? Ну, или чёрная сова Алеф?
Репьёв хотел сказать правду. Она, эта правда, засветилась уже в глазах глубоким отблеском некоего мальчишеского искреннего чувства, однако в последний миг передумал, глянул мимо.
— Чёрных сов на свете не бывает.
— Оказывается, бывают! Сева Кружилин говорил...
— Не бери в голову... В самом деле — местные легенды, фольклор. Новоявленные шаманы туристам мозги дурят. Объявили духом плато Укок. Кличек напридумывали...
— Посоветуй, как себя вести, если встречу?
— Ты не встретишь, — уверенно заявил Жора. — Тебе мозги в училище вынесли. В наших черепах серый бетон с арматурой из железной логики. Наши головы заточены под тупой пограничный столб с государственным гербом вместо физиономии. И логика у нас полосатая, бело-зелёная.
— Вот я и мыслю логически, — ухмыльнулся Терехов. — Если у мужиков случается похмельный синдром без спиртного, значит пьянка была. Вопрос: чем их поили и кто?
— Да ничем! — как-то обозлённо бросил Репей и постучал по своей голове. — Отсюда всё! Эти мужики живут, как пьяные. А здесь трезвеют. Но трезвыми жить не умеют, вот и сходят с ума. Психика слабая.
На последних словах он будто провалился в некие гнетущие воспоминания: слегка покрасневшие от жара глаза остекленели. Андрей сделал ещё одну попытку разговорить однокашника отвлечёнными размышлениями вслух.
— Кто-то же поймал и привязал. Бесплотный дух?
— Кого поймал? — Жора словно вынырнул и отдышался.
— Серую в яблоках.
— Алтайцы, — бросил он и вылил на себя таз холодной поды. — В верховье Ак-Алахи чабаны кочуют с двумя отарами. Пошли спать. Сейчас смена нарядов, пусть бойцы погреются.
Сказал все это походя, между делом и на одной ноте, дабы скрыть свои чувства, чем ещё больше распалил воображение.
4
Репей наверняка слышал всё, о чём Терехов шептался со служителями в храме: акустика под сводами была великолепной. Слышал, но держался почти спокойно, с достоинством и смиренностью, как, должно быть, и полагалось послушнику, ушедшему от страстей мира в монашескую келью. И это вызывало уважение, даже несмотря на сложные личные взаимоотношения: Андрей понимал, что не смог бы вести себя, как сейчас Жора, который продолжал демонстрировать свой мужественный характер, как в училище и впоследствии на Алтае. Замаскироваться под серым балахоном оказалось невозможным — Репей был узнаваем не только по тембру голоса, к тому же обращение по старому прозвищу выдавало в нем бунтующий нрав.
