Черная радуга - [3]

Шрифт
Интервал

Она слушала внимательно.

Семен незаметно перешел к рассказу об общей прорабской жизни, привычно ругнул начальство, привычно пожалобился на подчиненных, — Лиза внимала не перебивая.

Принесли чай. Углов степенно принял в руки дымящуюся пиалу. Разговор перешел на вольные темы.

— Семен Петрович, — спросила Лиза, чуть краснея. — Извините за нескромный вопрос, но почему ваши дети ходят в седьмой садик, а не в наш? Ведь вы живете, кажется, неподалеку?

Семен захлебнулся чаем. Пока он откашливался, Лиза испуганно хлопотала рядом.

— Что вы? — ответил Углов, отдышавшись. — Какие такие мои дети? Холостяк я.

Лиза слегка порозовела.

— Отчего же вы не женитесь, если не секрет? — спросила она.

— Да какой секрет, — махнул рукой Семен. — Просто не на ком.

— Ну что вы? — поразилась Лиза. — Столько вокруг прекрасных, милых девушек. Как это — не на ком?

Углов усмехнулся.

— Да ведь я мужик простой. Мне не милая девушка, а добрая жена нужна. Помощница. Чтоб и сготовить, и постирать вовремя. А где сейчас такую сыщешь? Была знакомая, да сказала, что в двадцать лет себя кухне посвящать не станет. Ну и раззнакомились. — Он вздохнул: — Вообще-то уж пора, конечно…

— А сколько вам лет? — спросила Лиза.

— Да старый уже, — засмеялся Семен. — В этом году тридцать ударило.

— Да, — вздохнула Лиза. — Время летит. Мне вот давно ли двадцать было.

Они еще немного посидели, дружно кляня беспощадное время. Однако пора было и откланиваться. Семен нехотя поднялся.

— Я провожу вас, — сказала Лиза.

Углов пропустил ее мимо себя, золотые, душистые пряди волос мягко скользнули по его лицу, — и они пошли рядом по узкому коридору. На повороте Семен чуть замешкался, пропуская Лизу вперед. Прохладная узкая рука нежно коснулась его ладони.

Лиза не оглядываясь прошла вперед. Семен задержался на секунду и пошел следом. Они спустились по лестнице и вышли на крыльцо.

— Ведь вы часто у нас бываете, заходите и ко мне, — сказала Лиза.

Семен взглянул на нее. Лицо ее показалось ему равно душно-спокойным. Он смутился и неуклюже поблагодарил за приглашение. Выйдя на залитый ласковым солнцем двор, постоял минуту в задумчивости и тихо побрел на улицу.

Мысли его находились в полном разброде:

«Это было или этого не было? Это было или этого не было?»

6.

Семен брел по улице, и никакие уличные шумы не могли проникнуть в его сознание. Его мучила все та же, неожиданно возникшая загадка.

«Так было или не было? Случайно Лиза коснулась его руки и даже легонько пожала ее? Господи, какая она нежная! Зачем ей нужен такой облом, как я?»

Углов знал свою цену. Его девушками были молодые девчата из малярных бригад. Крепкие, веселые, острые на язык — с ними он чувствовал себя в своей тарелке.

К Лизе он и не мыслил подступиться. Где там! Такой на роду написано быть женой или, в крайнем случае, любовницей большого начальника. Ну а его верхушкой была та должность, которую он занимал сейчас. Для дальнейшего не хватало образования, характера.

Такие выхоленные, чистенькие особы, как Лиза, обычно смотрели на него, как на мебель. Семен, правда, и сам в упор их не видел. Таким ведь сегодня гарнитур, завтра машину, послезавтра брильянтовые сережки подавай — кому такое под силу? Разве управляющему трестом или начальнику милиции… На его-то заработки можно со скрипом осилить велосипед с моторчиком… Ну и на сто граммов, конечно, хватало… Это уж всегда…

Он задумался, припоминая Лизин облик. Вроде бы не было на ней особой роскоши — ни золотых кулонов, ни браслетов, ни колец. Разве только черепаховая заколка в волосах? Такую вполне можно иметь и на зарплату.

Прораб Углов чуял богатеньких за версту. А развелось их по нынешним временам немало. Богатство само себя рекомендовало — мягкой линией шикарного заграничного костюма, отсветом золота сережек с алмазами, той особой раскованностью и спокойствием, которые отличали их, богатеньких, от прочих смертных. Что им копеечные угловские заботы о списании прошлогодней ветоши? Они вершат серьезные, многотысячные дела, и внутренняя уверенность их оправдана. В крупных денежных операциях нельзя суетиться. От выдержки и спокойствия зависит многое. Углов пешка перед ними, и их женщины не для него.


Резко взвизгнули тормоза.

— Ослеп?! — заорал шофер. — За смертью ходишь?! Хлопнула дверца, и самосвал резко двинулся дальше.

7.

Остаток дня Углов ходил, как ошалелый. В шумной рабочей суете его вдруг охватывало что-то вроде шока. Рядом стояли, горячились и что-то втолковывали рабочие, а он мучительно пытался остановить какую-то ускользающую от него мысль.

«Столбняк, что ль, на тебя напал?» — разбудил его на вечерней планерке Никола.

А ночь была невыносимой. Ни на минуту Углов не сомкнул глаз. И на работе с утра все валилось из рук.

— Не могу больше, — сказал он себе и выскочил на улицу. Словно на крыльях летел к ней.

Увидев его, бледного, на пороге своего кабинета, Лиза испугалась.

— Что с вами? Что-нибудь случилось?

— Нет, нет. — Он задыхался. — Я просто… посмотреть, как тут дела.

Семен поднял на нее глаза, и уж не смог отвести. Солнечный луч падал на Лизины плечи и, казалось, просвечивал ее насквозь. Ореол золотых волос трепетал на слабом ветерке.


Еще от автора Леонид Анатольевич Шорохов
Володька-Освод

Володька Сагин побегал по старым знакомым, порыскал по берегам реки и набрёл на только что открывшийся пункт спасения утопающих. Это была манна небесная. Словно перст божий прямо указал на Сагина — быть тебе, парень, человеком особой судьбы и особого предназначения. Так стал Володька матросом-спасателем 2-го класса местного отделения спасения на водах, а попросту — Володькой-Осводом.


Рекомендуем почитать
Рыбка по имени Ваня

«…Мужчина — испокон века кормилец, добытчик. На нём многопудовая тяжесть: семья, детишки пищат, есть просят. Жена пилит: „Где деньги, Дим? Шубу хочу!“. Мужчину безденежье приземляет, выхолащивает, озлобляет на весь белый свет. Опошляет, унижает, мельчит, обрезает крылья, лишает полёта. Напротив, женщину бедность и даже нищета окутывают флёром трогательности, загадки. Придают сексуальность, пикантность и шарм. Вообрази: старомодные ветхие одежды, окутывающая плечи какая-нибудь штопаная винтажная шаль. Круги под глазами, впалые щёки.


Три версии нас

Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.


Начало осени

Первую книгу автора отличает тематическое единство. А. Камышинцев пишет о людях, чьи судьбы искалечила водка и наркомания. Быт, условия лечебно-трудового профилактория, тяжкий, мучительный путь героя, едва не загубившего свою жизнь, — вот содержание этой книги.


Мексиканская любовь в одном тихом дурдоме

Книга Павла Парфина «Мексиканская любовь в одном тихом дурдоме» — провинциальный постмодернизм со вкусом паприки и черного перца. Середина 2000-х. Витек Андрейченко, сороколетний мужчина, и шестнадцатилетняя Лиля — его новоявленная Лолита попадают в самые невероятные ситуации, путешествуя по родному городу. Девушка ласково называет Андрейченко Гюго. «Лиля свободно переводила с английского Набокова и говорила: „Ностальгия по работящему мужчине у меня от мамы“. Она хотела выглядеть самостоятельной и искала встречи с Андрейченко в местах людных и не очень, но, главное — имеющих хоть какое-то отношение к искусству». Повсюду Гюго и Лилю преследует молодой человек по прозвищу Колумб: он хочет отбить девушку у Андрейченко.