Черная радуга - [9]

Безымян отвесил легкий подзатыльник, от которого парнишка клюнул носом.

— Не ругайся. — Наставительно сказал он. — Это нехорошо.

— Бывай. — Кивнул полянин и подтолкнул мальца вперед. — Пора нам.

Десятский проводил их полным ненависти взглядом, но мешочек подобрал.

— Чего ж мне с тобой теперь делать? — Спросил Безымян паренька, когда они выбрались на дорогу. Мальчик смотрел на спасителя светлыми, голубыми, как небо глазами и молчал. Слезы уже высохли. Утираясь, малец перемазал все лицо. Почувствовав, что испачкался, он послюнявил рукав и размазал грязь еще сильнее.

— Дай сам вытру. — Предложил полянин и, не дожидаясь согласия, сгреб ребенка в охапку. Высвободившись, мальчик расправил белые волосы и жалобно попросил:

— Дядь, можно я с тобой пойду?

Безымян опешил.

— А ты знаешь, куда я иду?

— Какая разница. Все равно мне податься некуда. Пропаду. Вся семья моя — Кот, Ждан да Пров были. — Малец всхлипнул. — Теперь один остался. Повязали их поутру. Повесили.

— Так ты что, разбойничал?

— А что делать? С голоду помирать?

— Ладно. Разберемся. — Покровительственным тоном произнес Безымян. — Как зовут-то тебя, соломенная голова?

— Арпашка.

— Слушай, Арпашка. — Строго сказал полянин. — Пока со мной пойдешь. До Сретенки. Дальше видно будет. Если получится, к хорошим людям тебя пристрою. Пусть они из тебя человека сделают. Ремеслу научат. Правило одно — вздумаешь воровать, сам зашибу. Понял?

— Понял. — Обиженно произнес мальчик.

— Смотри. И так беду на себя накликал. Как теперь по весям идти? Искать будут.

— Не будут. — Лукаво улыбаясь, сказал Арпашка.

— Это почему?

— Ты, хоть и взрослый, а ничего в жизни не понимаешь. Какой же ратник признается, что мужика не одолел. Тем более, впятером. Если и проговорятся спьяну, наверняка, приплетут о том, что против тридцати бились. Так что в голову не бери.

— Больно ты умный. — Пристыжено сказал Безымян. — Идти нужно. Застоялись.

Он огляделся по сторонам и, не увидев рычанского, позвал:

— Карп!

— Тише, — зашипел, выбираясь из кустов, сосед. — И по имени не называй. Услышат, искать начнут.

— Не начнут. — Победно вскинув голову, повторил Безымян. Немного подумав, он сообщил:

— Без привалов пойдем. До Сретенки засветло успеть нужно.

Расспросив Арпашку, Безымян узнал, что тому тринадцать лет отроду. Все время жил с лихим людом, в роще под Сретенкой. Если не врет, дохаживал даже до Киева. Парень Арпашка оказался смышленый. Иногда говорил такое, что и взрослым было в диковинку. Может, от большого ума он к ворам и прибился. Правда, мальчишка клятвенно обещал, что больше чужого не возьмет. Безымян поверил. Карп — нет.

— Зря с собой тащишь. — Косясь на Арпашку, донимал Безымяна Карп. — Нам с законом ссориться не резон. А коли взял, тут уж извини, сосед. Сам кормить будешь. Чтобы все по честному было.

— Прокормлю. — Отвечал Безымян. — Да и не надолго он с нами. В степь же его не потащу. Пристрою где-нибудь. Учиться будет. Хорошим мастером станет.

Говорил и думал: «Раз уж из меня ничего путевого не вышло, так из мальчишки пусть получится».

В Сретенку попали на закате. По пути дважды встречали конные разъезды. Видя, что крестьяне путешествуют с ребенком, дружинники не трогали ходоков. Одеты ратники были так, словно на войну собрались. И хотя, внешне все шло своим чередом, чувствовалось — быть беде. Тревога пахла прелой листвой и обжигала ноздри прохладным осенним воздухом. На душе у Безымяна было неспокойно. Поэтому шел он быстрее, чем обычно. Отмалчивался, чтобы невзначай не наорать на спутников. В его голове вырисовывались образы, которые никак не могли собраться в единую картину. Гридни, обшаривающие города и веси, повешенные разбойники, нелюдь на загнанных обманных лошадях, Карп, Арпашка. Какое место в этом круговороте отведено ему? Это еще предстояло выяснить.

Деревня встретила прибывших нездоровым возбуждением. На улицу высыпали люди, обсуждая что-то, одним им ведомое.

— Пожар? — Спросил Безымян у парубка, что стоял у забора и с интересом глазел по сторонам.

— Нет. — Лениво ответил тот.

— А что стряслось?

— Душегубы у Колченогой бабки внучка своровали и на болото топить повели. — С охотой поделился мальчишка.

Для местных это давно перестало быть новостью. История уже раз двадцать была рассказана и пересказана. Люди начали терять к ней интерес, но тут под руку подвернулись новые слушатели. Пришлых в один миг обступили и наперебой принялись рассказывать, что произошло. Выходило следующее. Колченогую бабку, по прозвищу Белка, здесь не любили. Было за что. За всю свою жизнь ничего хорошего людям сделать она так и не сподобилась. А вот кровушки попортила вдоволь. То девку — красавицу сглазит, то мор на скотину пустит. Одним словом, ведьма. Люди терпели. Догадывались, что Белка вредит, только доказать нечем было. До сегодняшнего дня никто с ней связываться не смел. Нашлись двое. Охляба и Шелест. Лихие люди. Подпили на постоялом дворе, и пошли с ведьмой квитаться. Той дома нет. Так они внучка ее родного прихватили и повели на расправу. Жалко мальца, да голову подставлять за вредную старуху не досуг.

— Вы что, даже вдогон никого не послали? — Подивился Безымян.