Чёрная пантера с бирюзовыми глазами - [70]

– Как жаль, – покачала я головой. Люси мне была очень симпатична, Филипп, конечно, тоже, но у него-то дети были. А Люси уже никогда не испытать радость материнства. Как, впрочем, и мне. Хорошо ещё, что у Гейба уже были дети. Полный комплект, как изящно выразилась Линда.

– Такое случается. Не все человеческие жёны дарят нам детей.

– А нельзя было сделать искусственное оплодотворение? Раз уж естественным путём это сделать было… проблематично?

Ой, ну и темка у нас образовалась. Особенно в свете моих недавних мыслей. Надеюсь, уши у меня не очень полыхают, волосы не подпалят?

– Ах, Миранда, если бы всё было так просто. Понимаешь, у нас же всего один шанс. И как его поймать?

– В пробирку, – пробормотала я.

– Ничего не получится. Джеффри давно интересует эта тема, и он провёл достаточно исследований. У нас хватает тех, у кого нет человеческих жён, и кто готов сдавать анализы. В общем, если простыми словами, то у нас созревает всего один жизнеспособный сперматозоид. Всего один за тридцать лет. И если его вовремя не использовать по прямому назначению – он погибает очень быстро. Нельзя его «сэкономить», отложить на потом. И нет никакого знака, оповещающего о его созревании. Единственный более-менее гарантированный способ заиметь ребёнка – заниматься сексом ежедневно в течение пары недель в определённый период. Тогда он точно попадёт по назначению. В теле женщины, как ни странно, он может жить гораздо дольше, дожидаясь, пока созреет яйцеклетка. Но в нашем теле – нет. Пропусти один-два дня – и всё, он погиб.

– Как всё сложно!

– Ну, мы как-то приспособились. И, как ты понимаешь, у нас есть много попыток. И неограниченное количество времени. У моих детей разница в возрасте более двух тысяч лет. Алана даже младше Пирса, ей всего девяносто восемь лет. Я очень долго её ждал.

Какое-то время мы шли молча. Когда мы уже практически подошли к дому, я вспомнила, что кое о ком Гейб умолчал.

– Ты ничего не сказал про первую жену. Что с ней было не так?

– Рианон. Её звали Рианон. – Гейб ответил без промедления, но я видела, что слова даются ему нелегко. – Нас поженили достаточно рано. Ещё до моего перерождения.

– Понятно, – кивнула я, вспоминая всё, что слышала ранее. – Тогда бесплодным был ты, верно?

– В общем, да, – кивнул Гейб, потирая щёку. Знакомый жест. Мне показалось, или он что-то не договаривает?

– Во всяком случае, тебе было тогда проще, да? – я вспомнила свои недавние мысленные рассуждения. – По крайней мере, ты мог с ней не сдерживаться. И не бояться, что раздавишь её, если обнимешь покрепче.

Я ждала ответа, но Гейб просто молча шёл рядом со мной, потирая щёку.

– Гейб?

– Нет, Миранда, – наконец ответил он со вздохом. – Я не боялся, что могу раздавить её, обнимая. Потому что я не обнимал её. Она мне не позволяла.

– В смысле? – я была совершенно ошарашена.

– Нас поженили наши отцы. Этот брак должен был укрепить их союз. Нас поставили перед фактом. Я был не против. Её, похоже, никто о согласии и не спрашивал. Мы познакомились прямо перед свадьбой.

– Наверное, тогда большинство браков так заключалось, верно? Для меня, это, конечно, звучит жутким средневековьем…

– Это было даже не средневековье, это было намного раньше. Но да, большинство браков в богатых семьях так и заключалось.

– Ну, и? – мне из него что, клещами слова тянуть? Я же должна понять, что же тогда произошло.

– Я тогда ещё не переродился, – повторил Гейб, потирая щёку.

– Да, ты говорил. И что?

– Томас ведь рассказал тебе. Про мои… шрамы…

– Рассказал.

– Они тогда ещё были. Мои шрамы. И Рианон не могла вынести даже моего вида. Она не позволила мне прикоснуться к ней. Ни разу. – Его голос звучал всё глуше.

– А ты?..

– Я не принуждаю женщин, Миранда. Особенно тех, кто не скрывает своего отвращения ко мне.

– Вот ведь дура! – от всей души сказала я. – Ну как она могла!? Подумаешь – пара шрамов! Да кто вообще обращает внимание на шрамы, при твоих-то глазах!

– Глазе…

– Что? – не поняла я.

– При моём глазе. Второго у меня тогда не было.

– Господи! – сдавленно прошептала я. – Гейб, как же тебе было больно!

И я имела в виду не только физическую боль.

– Это было давно, – он снова дёрнул плечом, глядя куда-то вдаль.

Но я понимала, что та боль всё равно таится где-то глубоко внутри. Боль отвергнутого. Я хотела бы забрать себе его боль, но не знала как. Всё, что я могла, это крепко обнять его, прижаться щекой к его груди и пробормотать чистую правду.

– Я бы никогда тебя не отвергла. Никогда!

И это было действительно так. Подумаешь, шрамы! Я ведь поняла, что Гейб – мой, когда он вообще был в обличье пантеры! И только что меня ранил. Да я же чуть за ним следом в лес не побежала! Уж это-то, наверное, показатель?

Руки Гейба обхватили меня, буквально укутав в свои объятия, щека прижалась к моей макушке.

– Я знаю, моя девочка, – сказал он еле слышно. – Я знаю.

Какое-то время мы просто стояли, крепко обнявшись. Пока реальность не вторглась в наш мирок голосом Томаса.

– Я, конечно, всё понимаю, вам бы хотелось стоять тут целый день и обниматься, но Лаки уже проголодался.

Пробормотав с тяжёлым вздохом: «Ох уж эти детки», Гейб выпустил меня из объятий и повернулся к Томасу.