Черная маска. Избранные рассказы о Раффлсе - [25]

– Так почему, черт бы его побрал, он не пришёл ко мне раньше?

– Потому что он не мог с тобой поговорить, всё, что он мог – это привести тебя сюда, но не раньше, чем наши друзья уйдут, иначе это стоило бы ему жизни. Они должны были отправиться в одиннадцать с вокзала Виктория и этот факт не оставлял ему много времени, но он невероятным образом смог. А ещё учти то, что договариваться мне пришлось лишь в нескольких словах, когда те двое неосторожно оставили нас на минуту одних.

Оборванец смотрел на нас своим единственным глазом так, будто понимал, что мы говорим о нём. Внезапно он разразился потоком отчаянных итальянских слов, сложив руки в мольбе, лицо его исказилось паническим страхом, казалось, он вот-вот упадёт на колени. Но Раффлс отвечал ему любезно, успокаивающе, как я мог судить по его тону, а затем повернулся ко мне, сострадательно пожимая плечами.

– Он сказал, что долго не мог найти нужный дом, и в этом нет ничего удивительного. Всё, что я успел ему сказать тогда – это привести тебя любым способом до полудня. Но сейчас бедолага уверен, что ты сердишься на него, и что мы намерены выдать его Каморре.

– Ох, я совсем не на него сержусь, – честно признался я, – но на тех негодяев и… и на тебя, старина, за то, что ты так реагируешь и позволяешь им смеяться последними, пока они целые и невредимые направляются домой!

Раффлс посмотрел на меня широко открытыми от любопытства глазами, этот взгляд я видел у него только в моменты, когда он был серьёзен. Я решил, что ему не понравилась моя последняя фраза. В конце концов, ему-то было не до смеха.

– Разве? – спросил он. – Я не уверен в этом.

– Ты же сам так сказал!

– Я сказал, что они должны были бы…

– То есть, ты не слышал, как они ушли?

– Ничего, кроме тиканья часов, я за всю ночь не слышал. В моих ушах оно звучало как Биг-Бен, отбивающий последние удары для приговорённого к казни.

И в его взгляде я отчётливо увидел глубокую тень от страданий, через которые он прошёл.

– Но, мой дорогой друг, если они всё ещё поблизости…

Эта мысль была слишком ужасна, чтобы закончить её.

– Я на это надеюсь, – ответил он мрачно, подходя к двери. – Тут и свет горит! Он горел, когда вы вошли?

Подумав, я вспомнил, что так и было.

– И оттуда ещё доносится ужасное зловоние, – добавил я, поспешив за Раффлсом вниз по лестнице. У двери в гостиную он обернулся, его лицо было мрачно, и в тот же момент я увидел на вешалке пальто с каракулевым воротником.

– Они всё ещё здесь, Банни, – сказал он и повернул дверную ручку.

Дверь лишь приоткрылась, но ужасный запах вырвался оттуда вместе с ярким жёлтым светом. Раффлс приложил носовой платок к своему носу. Я последовал его примеру и дал знак нашему компаньону сделать то же самое, а затем мы втроём вошли в небольшую комнату.

Человек в жёлтых ботинках лежал у двери, массивное тело графа растянулось на столе, и с первого взгляда стало очевидно, что оба мертвы уже несколько часов. Меж опухших синеватых пальцев старого каморриста лежала ножка бокала, один палец был глубоко рассечён осколком, рана темнела запёкшейся кровью – последней кровью, пролитой им в этой жизни. Лицом он уткнулся в стол, огромные усы, торчащие из-под свинцовой щеки, казались до странности живыми. Разломанный хлеб и остатки остывших макарон лежали на скатерти и на дне двух глубоких тарелок и супницы. У макарон был помидорный оттенок, а рядом с ними стоял и сам томатный соус. Ближе всего к седовласой голове Корбуччи стоял ещё один бокал, наполненный беловатой зловонной жидкостью, а рядом с ним – маленький серебряный флакон, увидев который, я отшатнулся от Раффлса пуще, чем от трупов, ведь я знал, что это его вещь.

– Нам нужно покинуть эту отравленную комнату, – скомандовал он строго, – и я расскажу, что здесь произошло.

Итак, мы втроём собрались в передней. Раффлс стоял спиной к входной двери, а его взгляд был направлен на нас. Хотя поначалу он обращался только ко мне, он прерывал рассказ, чтобы перевести каждую фразу на итальянский для одноглазого иностранца, которому был обязан жизнью.

– Ты, наверное, и не слышал никогда, Банни, – начал он, – о самом смертельном яде известном современной науке. Это цианид какодила и тот флакон я носил с собой уже несколько месяцев. Где я его достал – не важно, главное, что один лишь его запах превращает плоть в глину. Как тебе хорошо известно, я никогда не думал о самоубийстве, но вот приготовления к самому худшему я сделал. Содержимого флакончика было достаточно, чтобы отравить полную комнату людей за пять минут. И когда я был практически распят, я вспомнил о нём ранним утром. Я попросил их вынуть его из моего кармана. Я умолял их дать мне сделать глоток, прежде чем они уйдут. И как ты думаешь, что они сделали?

Я подумал о нескольких вариантах, но промолчал, а Раффлс вкратце повторил свой рассказ по-итальянски. Когда он вновь посмотрел на меня, его лицо всё ещё пылало.

– Это животное, Корбуччи! – воскликнул он. – Как я могу жалеть его? Он забрал флакон, помахал им у меня перед носом и ударил меня по лицу. Я намеревался забрать его с собой на тот свет, заставить его заплатить своей жизнью за мою – одного вдоха хватило бы нам обоим. Но нет, он хотел поиздеваться надо мной, видимо, думая, что у меня там бренди и он забрал флакон вниз, наверняка хотел выпить за мой печальный конец! Можно ли жалеть подобного пса?