Чёрная маркиза - [8]

Он знал, что лжёт себе. Он не мог больше существовать без этих ночей. Без пьянящего ощущения опасности, исходившего от Грира. Опасности, силы, страсти.

Страсти, обращённой к нему, Морану.

Он застонал, утыкаясь пылающим лицом в ладони.

Следующей ночью он увидел во сне, как Грира казнят. Всё, как в том кошмаре, что привиделся ему во время горячки. Чёрный капюшон палача. Толстая верёвка, охватившая шею капитана «Разящего». Вызывающая усмешка на его осунувшемся лице. Сапог палача, выбивающий пустую бочку у него из-под ног.

Моран проснулся от собственного вопля и, не осознавая, что делает, вылетел на палубу «Маркизы».

Предутренний бриз пробрал его дрожью до самых костей, но вернул ясность мыслям.

Он поглядел наверх, на мостик, где, тихонько насвистывая, размеренно расхаживал вахтенный. Судя по свисту, это был Дидье. Если старпом «Маркизы» не имел возможности болтать или петь, то он, конечно же, насвистывал, как же иначе?

Ох, Дидье…

Моран зажмурился и едва не застонал, подумав о неотвратимом выборе, который он должен был сделать, чтобы сохранить в целости собственный рассудок.

«Рано или поздно он всё равно вернётся ко мне».

* * *

Стоя у планшира своей «Сирены», Жаклин Делорм мрачно размышляла о том, что судьбе, должно быть, нравится шутить. И шутки её отнюдь не были добрыми.

Из всех судов, рассекавших сейчас Карибское море, к застрявшей на мели беспомощной «Сирене» подошла именно «Чёрная Маркиза». И значит, спасением своего корабля, экипажа, груза, да и собственной жизни она будет обязана Тиш Ламберт и Дидье Бланшару.

— Ventrebleu! — выплюнула Жаклин совсем не благородное ругательство, едва удерживаясь от того, чтобы не начать бешено колотить по планширу кулаками.

Проклятая «Маркиза»! Возникшая из ниоткуда — и это после того, как «Разящий» прочесал тут каждый проклятый пролив!

Жаклин снова мрачно усмехнулась. Конечно же, алмаз, который всучила Гриру эта ведьма, был фальшивым. Ювелиры Порт-Ройяла так и не смогли определить, из какого материала изготовлен этот великолепный камень, но в том, кто его изготовил, сомневаться не приходилось — Марк и Лукас Каннингтоны, маленькие прохвосты, которые могли бы купаться в золоте… если б это их хоть сколько-нибудь интересовало.

Идиоты.

Все они на «Маркизе» — беспечные, никчемные идиоты, ventrebleu!

Но… с другой стороны, какой ещё корабль, застигнув «Сирену» в столь бедственном положении, пришёл бы ей на помощь столь бескорыстно?

Да никакой.

Всё, что ни случается, к лучшему.

Наблюдая за тем, как Дидье Бланшар весело спрыгивает в молниеносно спущенную на воду шлюпку, Жаклин отчаянно прикусила губу.

Пусть так. Пусть она будет обязана жизнью этому шалопаю.

В конце концов, она и так уже обязана ему тем, что для неё дороже самой жизни.

Своим ребёнком.

Но Дидье Бланшар никогда не должен об этом узнать.

Дидье с Лукасом предвкушали, как остолбенеет команда «Сирены», когда они вдвоём всего лишь с помощь маленькой шлюпчонки столкнут с мели их бриг. И ожидания их полностью оправдались. Когда многострадальная «Сирена» наконец закачалась на волнах вблизи треклятой банки, её прилипший к бортам экипаж взорвался отчаянным «ура». А потом, когда Лукас и Дидье со смехом вскарабкались на палубу спасённого брига, плечи у них заболели от того, сколько радостных тычков на них обрушилось, а в подставленные кружки, конечно же, сразу щедро полился ром из бочонка, выкаченного боцманом из трюма.

Жаклин какое-то время наблюдала за этим безобразием с мостика, и на губах её светилась невольная улыбка. Которая, впрочем, сразу же погасла, едва она увидела, как Дидье, вскинув голову, смотрит прямо на неё, а потом, вырвавшись из круга обступивших его матросов, как ни в чём ни бывало, направляется к ней на мостик.

Этого ещё не хватало!

Жаклин едва удержалась от того, чтобы не рвануться прочь, но осталась на месте — с каменным лицом и крепко сжатыми кулаками.

Ventrebleu! Она здесь хозяйка.

Подымаясь на мостик, Дидье Бланшар, как всегда, беззаботно улыбался. Его русые волосы, в которых отдельные пряди выгорели добела, золотились на солнце. Помилуй Бог, ну какая женщина устояла бы перед этой открытой ясноглазой физиономией, крепким телом в простецких обносках, лихой ухмылкой?!

Чтоб ему пусто было, он всегда сиял, как медный грош, bougre d`idiot!

Хотя нет… не всегда.

Жаклин вдруг подумала, что за много лет она, наверно, была единственной, кто видел его слёзы, и ещё сильнее сжала кулаки.

— Ты явился за моей благодарностью, старпом? — холодно осведомилась она, прежде чем Дидье успел произнести хоть слово. — Что ж, я благодарю тебя. Если б не вы, грядущий шторм разбил бы «Сирену» вдребезги вместе с грузом. И передай мою благодарность своей хозяйке. Ты доволен? Ступай.

Она величественно подняла голову ещё выше.

Иногда Жаклин сожалела о своём маленьком росте.

Дидье уже без улыбки помедлил и коротко ответил, в упор глядя на неё:

— Нет. Я недоволен.

— Чем же? — бесстрастно спросила она, хотя внутри у неё всё дрожало, когда она смотрела ему в глаза.

Зеленовато-голубые и ясные, как море в штиль.

Глаза её дочери.

— Тем, что я никак не могу узнать вас, мадам, хотя что-то мне подсказывает, что должен узнать, — горячо выпалил он, подходя ещё ближе.