Черная книга коммунизма - [25]

Нацистский террор поражал воображение людей по трем причинам: во-первых, он непосредственно затронул европейцев; во-вторых, нацисты были побеждены, а их главари осуждены в Нюрнберге, их деяния были официально квалифицированы как преступления и заклеймены. И, наконец, разоблачение геноцида оказалось шоковым, преступления потрясали своим внешне иррациональным характером, своей масштабностью и жестокостью.

Мы не ставим себе целью заниматься этой мрачной сравнительной арифметикой, двойной бухгалтерией ужаса, устанавливать иерархию жестокостей. Но факты упрямы, и они показывают, что преступления коммунистов затронули около ста миллионов человек, тогда как нацисты расправились с 25 миллионами. Это простое сопоставление побуждает задуматься о сходстве между режимом, который начиная с 1945 года рассматривается как самый преступный режим нашего века, и другим, который пользовался до 1991 года международным признанием, до сих пор является правящим в некоторых странах и сохраняет своих приверженцев по всему миру. И хотя многие коммунистические партии запоздало осудили преступления сталинизма, они, по большей части, не отреклись от принципов Ленина и не задались вопросом о своей собственной причастности к феномену террора.

Методы, пущенные в ход Лениным и возведенные в систему Сталиным, не только схожи с методами нацистов, но являются их предтечей. Нацисты были во многом подражателями коммунистов. Рудольф Гесс, организатор лагеря в Освенциме, ставший затем его комендантом, оставил знаменательное свидетельство:

«Руководство Имперской Безопасности распорядилось доставить комендантам лагерей достаточно подробную документацию, касающуюся русских концентрационных лагерей. Свидетельства очевидцев, беглецов из этих лагерей, дали нам ясную картину условий тамошней жизни. Следует особенно подчеркнуть, что путь, выбранный русскими для уничтожения целых популяций, заключался в использовании людей на каторжных работах».

Однако тот факт, что масштабы и методы массовых насилий были впервые введены коммунистами и наци могли лишь перенять этот опыт, не означает всё же, по нашему мнению, что можно установить прямую связь между приходом большевиков к власти и появлением нацизма.

На рубеже 20-х и 30-х годов ГПУ положило начало методу квотирования: каждая область, каждый район должны были арестовать, выслать или расстрелять определенный процент лиц, принадлежащих к «чуждым социальным группам». Этот процент спускался сверху как партийная директива. Безумие планирования и учета, мания статистики захватили не только сферу экономики, но и определили тактику и стратегию террора. Начиная с 1920 года, с победы Красной Армии над белыми в Крыму, стали применяться эти статистические, даже социологические методы: жертвы отбирались по строго определенным критериям, на основании анкет, заполнения которых никто не мог избежать. Тот же самый «социологический» метод применялся Советами при организации массовых высылок из Балтийских государств и оккупированной части Польши в 1939–1941 годах. Перевозка высылаемых в товарных вагонах — непременная деталь таких акций — представлялась настолько важной, что в 1943–1944 годах, в самый разгар войны с нацистами, Сталин счел возможным отозвать с фронта тысячи вагонов и десятки тысяч солдат специальных войск НКВД, чтобы в кратчайший срок провести массовую депортацию народов Кавказа. Эта логика геноцида, когда можно пожертвовать на какое-то время успехами в борьбе с внешними врагами ради уничтожения части своего народа, объявленной врагом внутренним, нашла свое крайнее выражение в пароксизмах Пол Пота и его красных кхмеров.

Мысль о сходстве нацизма и коммунизма в том, что касается их методов уничтожения людей, многим кажется кощунственной. Но вот Василий Гроссман, чья мать была убита нацистами в Бердичевском гетто, первым написавший о Треблинке, один из составителей «Черной книги» об истреблении евреев на территории СССР, заставляет одного из персонажей повести «Все течет», украинскую крестьянку, так рассказывать о голоде на Украине: «… и писатели пишут, и сам Сталин, и все в одну точку: кулаки, паразиты, хлеб жгут, детей убивают, и прямо объявили: поднимать ярость масс против них, уничтожать их всех, как класс, проклятых (…) И никакой к ним жалости: они не люди, а не разберешь «что за твари»». А дальше рассказчица переходит к другому: «Как немцы могли у евреев детей в камерах душить?..» И героиня повести заключает: «Кто слово такое придумал — кулачье, неужели Ленин? Чтобы их убить, надо было объявить — кулаки не люди. Вот также как немцы говорили: жиды не люди…»

Как мы видим, удар наносится не столько по отдельной личности, сколько по группе людей. Эта группа, определяемая деятелями террора как «вражеская», является частью общества, и, согласно логике геноцида, она искореняется именно как группа. И тогда механизмы сегрегации и отторжения, свойственные «классовому тоталитаризму», становятся удивительно похожи на методы «расового тоталитаризма». Нацисты предполагали выстроить свое общество будущего на основе «чистоты расы», коммунисты — на основе пролетариата, очищенного от всякой «буржуазной скверны». Переделка обоих обществ замышлялась в похожей манере, даже если критерии отторжения неугодных и были разными. Поэтому несостоятельны претензии коммунизма на универсальность, всеобщность: коли план предназначен для осуществления в мировом масштабе, а какая-то часть человечества провозглашается недостойной этого нового идеального мира, то отличие от нацизма лишь в одном: здесь — страты (классы), там — раса. Злодеяния последователей Ленина, Сталина, маоистов, опыт Камбоджи ставят перед человечеством — и перед правоведами и историками в частности — новую проблему: как квалифицировать преступления по политико-идеологическим мотивам, направленные на уничтожение не только отдельных личностей или ограниченных групп оппонентов, но и огромных масс людей, являющихся частью всего общества? Надо ли вводить новое определение? Некоторые англо-саксонские авторы полагают, что надо, и предлагают термин «политицид». Или следует пойти по пути чешских юристов, называющих все преступления, совершенные при режиме коммунистов, просто «коммунистическими преступлениями»?