Черная богиня - [57]

Торжествующие крики народа слились в несмолкаемый, восторженный гул. Музыка и пение смешались с ропотом не одной сотни голосов. Ларина сняли с колесницы и понесли к великому храмовому алтарю бога дождя. Подарок богу блаженно улыбался, не открывая глаз.

Здесь процессию в страшном нетерпении уже ожидал Тааб-Горус. Он снял свою обычную одежду, и на нем теперь остался только передник до колен из черной материи. На переднике были вышиты какие-то знаки. На обнаженной бронзовой груди висел на цепочке широкий золотой нагрудник, на котором была изображена крылатая фигурка бога. На голове Тааба-Горуса, великого мастера человеческих жертвоприношений, была надета черная коническая шапка, спереди украшенная двумя золочеными молниями.

Ларина положили на серебряный жертвенник. Жрецы тут же отошли на несколько шагов, величественно сложив на груди руки. На лицах было выражение боязни и сосредоточенности. Тааб сорвал с чужеземца одежду, схватил нож со сверкающим лезвием и дребезжащим голосом выкрикнул заклинание:

— Бодрствуй, проснись, повелитель сияния! Иди на тех, кто противится мне! Нагрянь на врагов, подобно молнии! Истреби их своим дождевым дыханием! Имя твое — «владыка власти», и страх пред тобой поселится в сердцах чужеземцев!

Минуту спустя нож шумно вонзился в грудь жертвы. Тело Ларина выгнулось, и глаза, полные ужаса, открылись. Из полуоткрытого рта вырвался стон. Потом все стихло. Алая кровь, кипя, фонтаном брызнула из раны. Тааб наполнил кровью кубок и плеснул к колонне бога дождя.

Затем Горус пропитал кровью жертвы приготовленную заранее на огромном серебряном подносе землю и передал молчаливым жрецам:

— Раздайте щепоть благословенной земли всем пахарям великой Мерое, — приказал он. — Бог дождя благословляет этим даром их урожай.

Младшие жрецы подошли к телу Ларина и понесли к жертвенному костру. Накаляемая уже несколько часов печь распространяла удушливый жар. Тааб-Горус запел какую-то дикую песню и рукой сделал знак бросить тело чужеземца в печь. Жрецы потянули за цепи, и бронзовые створки печи медленно разверзлись, выбросив сноп пламени. Тело Ларина согнулось и исчезло в раскаленной бездне. Затем отверстие с шумом закрылось.

Тааб-Горус сошел с лестницы храма и, приобняв за плечи принца Раненсета, объявил затаившему дыхание народу Мерое:

— Воля великого бога дождя исполнена! Площадь огласилась радостными криками…

…В храмовом садике Домбоно разыскал Савельева и осторожно коснулся плеча Павла. Тот повернул к нему заплаканное лицо и срывающимся голосом спросил:

— Домбоно, неужели мы ничего не можем сделать? Ведь ты правишь всеми жрецами Мерое? Ведь Сикиника недаром считается царицей-богиней?

Верховный жрец удрученно мотнул головой.

— Неужели твоя Сикиника не может остановить это проклятое представление? Ни за что не поверю!

Красиво очерченные губы жреца словно нехотя разомкнулись:

— Сикиника — кукла на подмостках грязного театра власти. Я… я тоже лишь ожившая кукла, чужак.

Павел вздрогнул и измученно глянул на верховного жреца.

— Тогда… тогда, Домбоно, не говори ничего о гибели Ларина Холодову. Иначе… иначе Лешка не будет оперировать мальчика.

Домбоно величественно кивнул в знак согласия.

— Я ничего пока не скажу ему…

Этот день не желал кончаться. Сикиника хранила молчание — неподвижный и недоступный идол, согбенный под бременем короны. Лишь глаза ее были живы — она прислушивалась к таинственным голосам своей души. Ей было страшно больно подчиниться воле Раненсета и Тааба — отдать на заклание одного из чужеземцев. Но Сикиника ничем не выдавала себя, кипевших в груди чувств.

— Сегодня я никого не желаю видеть, — холодно приказала она начальнику стражи. — Даже Домбоно.

Но один человек все-таки ворвался в ее покои. Принц Раненсет торжественно сообщил о том, что вроде бы бог дождя принял их великую жертву.

Сикиника вздернула подбородок.

— Мне все равно, — голос царицы отливал металлом. — Это делается во имя страждущих жить. Я же была бы только счастлива переместиться в землю умерших вслед за моим Осирисом.

Раненсет подошел ближе к царственной сестре.

— Кстати, сестричка, а почему ты предпочитаешь оставаться вдовой без всякой на то необходимости? Твой народ давно желает, чтобы ты избрала себе супруга.

— Мой народ знает, — спокойно отозвалась Сикиника, — что боль все еще жива в моем сердце и рана, нанесенная подлыми убийцами возлюбленного, все еще кровоточит.

— Две зимы твой царь уже прибывает в обители теней, — повысил голос Раненсет. — Неужели тебя не печалит, что ложе твое пусто?

— Если пусто мое сердце, почему же тогда не должно пустовать ложе?

Раненсет схватил царицу-богиню за руку.

— Подумай обо мне, сестренка, когда почувствуешь себя одинокой. Помни, что я твой самый верный раб. Да будет богиня ночи тебе хорошей советчицей.

Сикиника брезгливо отдернула руку.

— Оставь меня в покое, Раненсет! Принц скривился:

— Или тебе пришелся по вкусу один из чужаков, сестренка? Будь осторожна! Ведь бог дождя — капризный бог, и дождь вполне может не пойти после первой жертвы. Впрочем, у нас в запасе остаются другие чужестранцы…

Ранним утром следующего дня за принцем Мин-Ра пришли четыре нарядно одетых жреца.