Через вселенную - [88]

Ухмыляясь, Старейшина идет через всю комнату к крану у дальней стены. Вынув стакан из шкафа над раковиной, он заполняет его водой, потом возвращается и ставит передо мной.

Я смотрю на него. Прозрачный, спокойный, понятный. Прямая противоположность ситуации. Мой первый инстинкт — выпить эту воду. В конце концов, фермершам она всегда помогает — и унимать малышей, и успокаивать взрослых.

И тут у меня чуть глаза не вылезают из орбит.

— Там ведь не одни только гормоны, да? — спрашиваю я, не отрывая взгляда от безобидной на вид жидкости. — Еще какая-то дрянь.

Старейшина садится на стул лицом ко мне. Между нами, разделяя нас, словно стена, высится стакан воды.

— Фидус.

— Что?

— Фидус. Такой препарат, его разработали после Чумы.

— Как он действует?

Старейшина кладет руки на стол ладонями вверх, словно прося милости или прощения — или, быть может, ему кажется, что он их дарует.

— Фидус делает так, чтобы эмоции людей не пересиливали их инстинкт самосохранения. Фидус контролирует чрезмерное проявление эмоций, чтобы не допустить новых смертей и разрушений.

К горлу подкатывает тошнота. Это неправильно. Каждый раз, как Эми металась по своей крошечной комнате и кричала, что все на борту корабля ненормально… я успокаивал ее, на самом деле даже не понимая, что она имеет в виду. Теперь я понимаю. На какой-то момент меня ослепляет волной ярости, и глаза буквально застилает красная пелена.

— Если фидус — в воде и он подавляет эмоции, то почему я сейчас взорвусь от долбаной ярости? — Я хватаюсь за край стола, сдавливая пальцами твердое, гладкое дерево. Интересно, хватило бы мне сил опрокинуть его на Старейшину?

— Ты злишься? На что?

— Это неправильно! Нельзя так просто отнимать у людей чувства! Убивая одно, ты их все убиваешь! Это из-за тебя у фермеров в головах пустота! Из-за тебя и этой дряни!

— Он не на всех действует.

— Он в воде! — ору я, грохая кулаком по столу так, что вода в стакане начинает прыгать. — Мы все ее пьем!

Старейшина кивает, взмахивая длинными седыми прядями.

— Но нельзя позволить, чтобы кораблем управляли слабоумные. Нужно, чтобы фермеры производили пищу, не задавая вопросов, но нужны и другие люди, такие, как ты, чтобы думать — по-настоящему думать.

— Больница… — с яростью вспоминаю я. — Все те, кого называют сумасшедшими. Никакие мы не сумасшедшие… просто на нас не действует фидус. Но почему… — Старейшина едва успевает раскрыть рот, как меня осеняет. — Психотропные. Ингибиторы. Они подавляют фидус, не дают ему влиять на нас.

— Нам нужны творчески мыслящие люди, — говорит Старейшина. — Нужно, чтобы ты умел соображать, чтобы ученые могли думать, чтобы разобрались с проблемой в топливной системе. Мы обеспечиваем генетическую предрасположенность — ты видел репликаторы ДНК, — а потом даем людям с врожденными способностями ингибиторы, чтобы подавить действие фидуса. Нам нужны ясные головы.

— А зачем вам художники? — спрашиваю я, вспомнив о Харли, о Барти и Виктрии.

— У художников тоже есть применение. Она обеспечивают фермерам развлечение. Эмоций у них, может быть, и немного, но даже мартышкам бывает скучно. К тому же художники порой обладают чем-то большим, чем просто способности, что мы им вводим. Мы столкнулись с технической проблемой, которую не сумели разрешить десятилетия напряженных исследований. Кто знает, в чем может проявиться талант. Вот твой друг Харли, так? У него была предрасположенность к пространственному и визуальному творчеству. Он стал художником, но с таким же успехом мог стать проектировщиком или, будь на то его собственное желание, инженером.

— Мы — просто пешки. Средство для достижения цели. Игрушки, которые ты создаешь, чтобы играть в свою игру.

— Эта игра — жизнь, идиот! — голос Старейшины звучит все громче. — Как ты не понимаешь? Мы просто пытаемся выжить! Если бы не было Сезона, у людей не было бы в жизни цели. Если бы не было фидуса, они разодрали бы корабль на кусочки в приступе безумной ярости. Если бы не было репликаторов ДНК, мы все были бы выродившимися идиотами. Все это нужно нам, чтобы выжить!

— А что, если один из наших «безмозглых» фермеров смог бы однажды решить проблему двигателя? — спрашиваю я. — Но ты так накачал его этим своим фидусом, что он разучился думать. Почему нельзя позволить им всем думать, чтобы все трудились над проблемой?

Старейшина смотрит на меня, прищурив глаза.

— Ты что, забыл уроки? Назови мне три главные причины разлада.

— Во-первых, различия, — отвечаю я на автомате. Я не собирался играть по его правилам, но у меня рефлекс — отвечать ему немедленно.

— Дальше?

— Во-вторых, отсутствие централизованного командования. — Теперь я уже просто хочу понять, что он пытается этим сказать.

— И последняя?

Я вздыхаю.

— Индивидуальное мышление.

— Именно. Фидус исключает возможность индивидуального мышления — оно остается лишь у тех, кого мы создали сами и кто способен помочь. Это наш самый реальный шанс.

Старейшина наклоняется ко мне через стол и постукивает пальцами по металлическому покрытию, пока я не поднимаю голову и не смотрю ему в лицо.

— Очень важно, чтобы ты это понял, — произносит он, вперив в меня горящий взгляд. — Это наш самый реальный шанс выжить.