Через все преграды - [15]

— Вставай! Вставай, тебе говорят!

— Эх, скотина! — слабым голосом выкрикнул Володя. — А обещали помогать друг другу!

Он со стоном поднялся на ноги и, охая и приседая от боли, поплелся дальше.

Через час Коля остановился возле кустов у ручья.

Подошедший следом спутник без слов повалился на мягкую прохладную траву. Потом, мучимый жаждой, на четвереньках добрался до воды и долго пил.

— Никакой у тебя сознательности, — упрекнул он товарища, возвратясь на прежнее место, — посмотри, что у меня с ногами!

Морщась от боли, он снял свои порыжевшие, с исцарапанными носками сапоги.

— Вот, видишь! — воскликнул он, показывая белую, в разводах грязи, ногу. — Две мозоли.

— Знаешь, Володька, если ты не перестанешь скулить, то убирайся от меня! — раздраженно и в то же время с жалобной ноткой в голосе заговорил Коля. — Из-за тебя мы два дня в сарае просидели, а вчера десяти километров не прошли.

— Разве ж я виноват, что у меня живот разболелся.

— Живот!.. Не надо было воду из болота пить! Я тебе говорил.

— А если пить хочется! Жара…

— Почему же я не пью?

— Я без воды умру! У меня совсем другой организм.

— Нежный! — язвительно заметил Коля.

— Не нежный, а непривычный. Я раньше никогда не ходил пешком на такое расстояние. Да еще по жаре… Если бы ты знал, как я устал, как у меня болят ступни! Но тебе это безразлично, ты несознательный эгоист.

У Коли засверкали глаза.

— Эх, ты!.. На, смотри! — С этими словами он резко повернул к нему разутую ногу, и Володя увидел на ней огромные светлые мозоли.

— Неужели не больно? — удивился он. — А если больно, зачем спешить? Шли бы потихоньку. Или, лучше всего, остались бы у того латыша, как он нам советовал. Жили бы, пока война кончится.

— Я ни на какую боль не посмотрю, чтобы к своим дойти!

— А-а, брось героя изображать! Мне, думаешь, меньше твоего домой хочется?

Коля промолчал.

— Залезть бы в ванну, — размечтался Володя, вспомнив свою квартиру в Ленинграде, — сидеть в прохладной воде и сливочное мороженое есть. Или на даче в гамаке…

При упоминании о мороженом Коля ощутил во рту и в животе сладостную истому.

— А война? — подумал он вслух. — В такое время не до мороженого.

— Что — война? Кончится. Сам же говоришь, наши все равно скоро наступать начнут.

— А то нет, что ли? Еще как начнут!

— Ну, вот… так зачем же нам идти сейчас, мучиться, жизнью рисковать? Вдруг нарвемся на немца! Лучше здесь переждать. Вернутся наши — тогда и поедем.

Коля покачал головой:

— Оставайся, если тебе хочется. А мне здесь делать нечего.

Сзади на дороге послышался быстрый нарастающий треск, затем показались серо-зеленые мотоциклисты в ветровых очках.

Ребята поспешно уползли в кусты. В просветы между ветвями видно было, как замелькали пыльные рогатые каски немцев. Коля насчитал восемьдесят шесть человек.

Когда стрекот машин смолк и осела поднятая ими пыль, мальчики осторожно выбрались из кустарника и осмотрелись.

— Вот, видишь! — взволнованно зашептал Володя, словно проехавшие мимо враги могли его услышать. — Попадись им…

— Надо, чтобы не попадаться.

— Болтать легко… А может, они за тем леском остановились. Пойдем — и сцапают! Была охота подыхать, как собаке!

Чувствуя, что Коля тоже встревожен, Володя продолжал:

— Я по этой дороге дальше не пойду, хоть что! Давай на тот хутор вернемся, где сегодня молоко пили. Хозяева там хорошие, сами упрашивали, чтобы мы у них остались.

— Назад — нет. Мы пойдем дальше прямиком по полю, вот так! И немцев не встретим.

— Заблудимся, как в первый день.

— Не заблудимся. Тогда мы своих мам искали, а сейчас — прямо и прямо на восток.

Ни до чего не договорившись, они улеглись под кустами, сморенные жарой и усталостью.

Часа через два путники поднялись в дорогу.

— Я сюда, — поспешно сказал Володя, махнув рукой в том направлении, откуда они шли. Энергичным движением он одернул рубаху, передвинул висевшую на ремне флягу дальше на спину, хлопнул себя по карману, как это делают курящие, проверяя, есть ли спички, — хотя не курил, и спичек в кармане не было, — и сделал еще несколько таких же ненужных движений. Все это должно было, по его мнению, показать, что на этот раз он тверд в своем намерении вернуться на хутор. Втайне он надеялся этим смутить, запугать товарища, вынудить идти за собой.

У Коли нехорошо засосало внутри. Вскинув на плечи тощую противогазную сумку, он твердо заявил:

— А я — сюда!

Перемогая жгучую покалывающую боль в ступнях, мальчуган заковылял вперед, наискось от дороги.

Володя, сделав несколько шагов в противоположном направлении, остановился будто бы проверить, завинчена ли фляга.

— Дурак ты, Колька. Убьют тебя где-нибудь! — с сожалением крикнул он.

— Не убьют!.. Тебя скорее здесь фашисты повесят, — отозвался Коля.

Володя видел, как он перепрыгнул через ручей и стал подниматься по косогору.

— Эй, Колька, подожди!

Мальчуган остановился.

— Ну, подумай, чего ты на рожон лезешь? — продолжал уговаривать Володя. — Шел бы со мной. Тут недалеко. Остались бы и жили на хуторе. Жаль мне тебя.

— Нет, Володька, назад я не пойду. Я к нашей Красной Армии пойду… Оставайся с фашистами, если тебе нравится…

— Нравится! Дурак ты, вот что! — гневно воскликнул обиженный Володя. — Морду бы тебе набить, да связываться неохота.