Через Урянхай и Монголию - [47]

Труднее было воевать с чахарами на северном отрезке, так как эти мужественные сыны степей с детства были привычны к борьбе. Но и они отказались от сопротивления и пошли, как верные союзники, на службу к Унгерну.

Урга в течение нескольких дней переживала кровавое крещение, но когда за грабежи и насилия Унгерн начал карать смертью, воцарился покой. Столица Монголии постепенно изменяла свой вид. Исчезли препятствующие ходьбе кучи мусора, отремонтировались мосты, заработала электростанция, освещая тёмные прежде улицы, смонтировалась радиостанция, построились мастерские и гаражи, заработал кожевенный завод.

Одновременно совершались торжественные шествия в честь борона «Дзянь-дзюнь-хана». Генерал, как монгольский хан, получил 11 белых верблюдов и 40 сивых коней. Принесены благодарственные жертвы в честь освобождения Монголии от китайской тирании, а почтенный Богдо-геген наградил высокими званиями и орденами офицеров Унгерна. Вскоре казачьи отряды вернулись из погони и расположились в городе, комендантом которого был есаул Безродных, а после его отъезда — полковник Сипайлов, называемый в солдатской среде «Макарка, великий душегуб». Это был человек, совершенно лишённый совести. Он убивал людей с садистской изощрённостью и часто похвалялся своими злодеяниями. В погребе дома, в котором он жил, находилась найденная им машина для душения жертв, однако часто работу машины заменял его помощник. Если кто-то имел хоть какое-то доброе влияние на Унгерна, тот погибал от руки Сипайлова.

Офицеры, солдаты и колонисты в Урге до такой степени боялись этого полковника, что когда он появлялся, умолкали разговоры, компания же расходилась. Сипайлов вызывал у барона отвращение, но и одновременно какой-то фантастический страх.

После отбывания торжества, генерал часто совершал поездки на автомобиле до Маймачена и Ван-хурэ, где находился его помощник, генерал Резухин, и где происходили совместные совещания с полковником Казагранди и Шиловым.

Барон, окружённый людьми, похожими на Сипайлова, как: Женя Бурдуковский, Веселовский и есаул Малмаев, из-за маленького роста получивший кличку «Малый Макар» — благодаря их поведению, получил прозвище «Кровавый генерал».

XXV. ПОХОД НА ТРОИЦКОСАВСК

В момент успокоения Монголии после свершившегося разгрома гаминов, в Хайлар прибыл полковник, посланец гетмана Семёнова, с важными планами, касающимися совместного наступления на большевистском фронте.

Гетман Семёнов, в надежде овладеть частью Сибири от Новоникольска вплоть до озера Байкал, бывшей в ту пору своего рода буферным государством под названием «Дальневосточная Республика», хотел совместно с японцами уничтожить участок железной дороги у Байкала, чтобы отрезать большевикам дорогу для отправки помощи и ударить с тыла по противнику.

Планы были хорошо задуманы, но их выполнению мешала удалённость. Раз или два связывался гетман Семёнов из Владивостока с Ургой с помощью радио, после чего не было совершенно никаких вестей почти в течение месяца.

Нужно было рассылать надёжных людей для получения информации о военно-политической ситуации. После занятия Унгерном Урги, она стала чрезвычайно оживлённым и полным посольств из всех уголков Монголии пунктом. Даже Далай-лама из тибетской Лхасы послал своих представителей.

Барон, несмотря на множество дел, занимался исследованиями буддийской религии, читая с самыми просвещёнными ламами Монголии и Тибета книги и проповеди святых хутухту. Унгерн вёл очень скромную жизнь, жил в Юрте, одевался в жёлтый шёлковый тэрлик в цветах, такой, какой могут носить только ханы, и удобные для конной езды бурятские сапоги. Во время пребывания барона в Урге, туда прибыл наш земляк, профессор Оссендовский. Вместе со многими ценными советами профессор дал генералу рецепт изготовления удушающих газов из цианистого калия, выработка которого была мне позже доверена. Вскоре Оссендовский, щедро наделённый материальными средствами со стороны генерала и Богдо-гегена, покинул Ургу, направляясь в Пекин, снабжённый охранными письмами. Вскоре после этого барон со всей армией направился в Троицкосавск на Селенге, забирая отряды из-под Маймачена. Когда войска барона уже заняли предместья Троицкосавска, появились подкрепления из-под Иркутска. Несколько полков кавалерии, а также привезённая на пароходах артиллерия, находились в тылах Азиатской Кавалерийской Дивизии. Только смекалка отдельных полковых командиров и ненависть к большевикам спасли армию Унгерна от полного поражения. Вдобавок ко всему появились большевистские аэропланы, гул моторов и бомбы которых приводили в ужас людей, лошадей и верблюдов. Последние встревоженным взглядом следили за движением крылатых машин и либо убегали, как безумные, в степь, либо, как если бы загипнотизированные, ложились на землю. Эти животные утащили 4 пушки на большевистскую позицию, а несколько сот вьючных двугорбых, улёгшись на землю, остались там, несмотря на удары проводников и огонь.

Неожиданно разнёсся слух о смерти Унгерна. Остатки армии двинулись в верховья Селенги, но вскоре с двумя сотнями японцев появился барон, серьёзно раненный в ногу. Взяв в свои руки главное командование, Унгерн остановился на расстоянии шестидесяти километров от Ван-хурэ, разместив дивизию по обоим берегам Селенги.